Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

— Внимание и повиновенье! Сююмбике — царица Казани!

Кучак зажал рану на голове ладонью, увидел царицу. Она

стояла в дверях, величественная, с легкой усмешкой глядела на мурзу.

— Поклон тебе, великолепная. Милостив аллах, тебя ко мне пославший. Царице слава!

— Здравым будь, мурза. Да ты ранен, я вижу.

— С оружием я был неосторожен...

Сююмбике вошла в комнату, остановилась около Эрви и, мет­нув на нее короткий взгляд, сказала:

— Тебя я поняла. С таким оружием шутить опасно.

— Повелевай, светлейшая. Прости великодушно. Я вздумал проучить мою служанку.

— Служанку? Давно ли жена Аказа стала твоей служанкой?

— Все подданные ханства — наши слуги.

— Но не все же наложницы.

— Пойдем в мои покои, светлейшая. Здесь не место... Здесь гарем.

— Я женщина, и мне аллах позволил входить в гарем.

— Обычаи неписаные есть...

— Я пришла сюда ради государственного дела. Ты, мурза, допускаешь ошибку за ошибкой. Ты должен делать все ханству на пользу, а чем занялся? Скажи, зачем ты притащил в Казань жену Аказа?

— Позволь, блистательная, спросить: с каких это пор влас­тители ханства стали считать девок в гаремах их подданных?

— Глупец! Ты нуратдин — опора царства. И ты обязан каждый свой поступок, каждое ничтожное решенье соизмерять с разум­ностью. Ты думаешь, мне жалко девок, что ты таскаешь в свой гарем? Тебе был отдан черемисский край, чтоб там был порядок. А ты ради одной бабенки устроил среди подданых своих драку, ты залил кровью свадебный костер, убил Тугу, озлобил его сына, сжег селенье. И в довершение всего поставил лужавуем никчем­ного и жадного ублюдка.

Эрви очнулась. Она села, прислонилась спиной к лежанке, с ужасом вслушивалась в слова Сююмбике. Сказала тихо:

— Великий юмо! Какие это люди... Подобие зверей... Народом« правят, а сами сеют всюду смерть и горе. Прокляты вы будьте.

— Эй, Хайрулла! Заткни ей глотку!—крикнул мурза, и старый слуга столкнул Эрви снова на пол, наступил ногой на спину.

— Не тронь ее! — движением руки Сююмбике выслала Хайруллу и, обратившись к мурзе, сказала:

— Ты слышишь: проклинает. И не она одна. Ее устами говорит народ. А между тем у нас над головой нависла беда. Великий князь Москвы идет на нас войной...

— Это мне известно. Ратников ведет князь Вельский... Не очень много. Тысяч пятьдесять. И у нас еще много времени.

— У нас нет времени! Они уже в крепости на Суре. Если бы ты не возмутил присурских черемис и чувашей —они бы крепость эту строить помешали.

— Не в том причина, великая...

— Там воев вдвое больше, чем ты думаешь. А крымский хан- подмогу нам шлет, на черемис теперь мало надежд, коренные ка­занцы нам враги, им хан Беналей уже не нужен, хотят просить на пристол Шигалея.

— О, этот Шигалей! Мерзкий лизоблюд! Выкормыш Москвы. Если он станет ханом, Казань пропала!

— Вот видишь! Теперь ты понимаешь, как велика опасность?-

— Что думает хан Беналей?

— Он так же, как и ты, сидит в гареме либо тешится охотой.

— Надо бы созвать эмиров...

— Что они сделают, если у нас мало войска? Я только что отослала гонца к отцу, в ногайские степи, а тебе надо снова ехать на Перекоп.

— Я только что вернулся. Хан войско не дает. Он сам...

— У хана и просить не надо. Ты поезжай к бею Ширину. Ведь ом твой дядя?

— Дядя, но он Казань защищать не будет.

— Ты его и не проси. Ты уговори его послать свой байрак на Москву. В нем, я знаю, двести тысяч войска.

— В набег он, пожалуй, пойдет. Успею ли я?

— Мы с месяц продержимся в осаде. Пусть в пути аллах ведет тебя. Иди, иди — собирайся. Я тут поговорю с Эрви.

Мурза пожал плечами, вышел. Появилась Зульфи, за ней евнух.

— Скажи мурзе, что я беру Эрви с собой,— сказала ему

Сююмбике,—Унеси ее в мою повозку.— Потом подумала: «Умеет все мурза: саблей махать, ясак собирать, говорят, обнимается крепко. Одному научиться не может — думать. И хан, аллах свидетель, головою слаб. Гарем, охота — вот его занятия. Все дела взвалили на меня. А я ведь только женщина — не больше».

Зульфи собирала из шкафа одежду Эрви. Сююмбике спросила:

— Зачем он бил ее?

— За глупость,— ответила служанка.— Любая была бы рада. А эта...

— Не покорилась?

— Мурза ей золото давал, велел сказать, что муж убит...

— Не поверила?

— Нет. Дикая совсем, не смыслит ничего. Мурзу светильником ударила.

— Иди. Поможешь ей переодеться.

— Твоя воля священная.

Служанка поклонилась и вышла.

Марш Акпарса

• Марийские национальные кушанья: сокта — колбаса из овечьего сала с а, , . и і у про —сухой сырок, коман мелна—трехслойные блины.

4 Маш Акпаэса

[1] Шорва (мар.) —хмельной напиток, приготовляемый из меда.

[2] .Топейка.пошел в Нуженал. Обул новые сапоги из сыромятной кожи, надел штаны из отбеленного конопляного полотна,

и тую но порогу п подолу рубашку, поверх ее — дубленую

КУртку безрукавку, взял плетку треххвостку и зашагал по берегу. У Топейки сегодня и горе, и радость. Сегодня Топейка на

[3] Шювыр (мар.)—народный инструмент из рода волынки.

[4]Тюмыр (мар.) — барабан.

[5]Здесь и далее стихи А. Ф. Смоликова.

[6]Пеш сай (мар.)— очень хорошая.

[7]Окмак (мар.)—дурак.

[8]Суас — так черемисы называли татар.

[9]Достархан (тат.)—скатерть для обеда в походах.

[10]Джаным (тат.)—душа моя

[11]Омсам поч (мар.)—открой дверь.

ЦАРСКАЯ ОХОТА

С

того дня, как Аказ попал в руки Шигалея, прошло ровно два года. Много изменилось с тех пор. Крепость на Суре превра­тилась в город, и нарекли город Васильсурском в честь т .нікого князя. Поход в Казань, на который Шигалей так надеялся и, не удался.

В ту пору Василий-князь до Казани не дошел, остался в Ниж­нем Новгороде, а далее послал воеводу Вельского, способного чинить брань в палатах боярских, а не на ратном поле.

Вместо того, чтобы, подойдя к городу, ударить сразу всей си­лой, воевода перво-наперво приказал построить себе баню-мыленку с паром, послал ратников в леса за березовыми вениками. А тех ратников черемисы побили. Боярин послал сызнова — да так до трех раз.

И пока пропарил воевода свое рыхлое брюхо, пока ратники вместо того, чтобы махать саблями, махали веником, прошло две недели, и на русскую рать, как снег на голову, свалились крымские конники, возвратившиеся с мурзой. Правда, в злой сече, которая шла три дня, конников тех почти всех побили, но и на­ших полегло немало.

Не успели воины передохнуть, как с полуночной стороны напал мурза Япанча. Отразив Япанчу, воевода, ожидая еще какую- нибудь нежданную каверзу от татар, натерпелся такого страху, что без ведома князя и при большом недовольстве воинов надумал вести рать обратно.