Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

Иван резко повернулся от окна, метнул взгляд на Сильвестра, потом на князя, сказал спокойно:

— Андрюшенька, друг мой, поди к царице, рядом с ней сядь...

— Как можно, государь!

— Сядь рядом с ней,— еще тверже повторил царь после вос­клицания Сильвестра.— Скажи, что у меня дела. Ты побудь с ней, развесели. А я вернусь как можно скоро.

— Такого средь царей не было доселе,—тряхнув гривой, гнев­но произнес иерей,—Не можно так!

— Довольно, поп! — крикнул Иван.— Кого учить ты вздумал? Бросай эту привычку — пора уже... А ты, Андрей, скажи супруге — слезы пусть утрет немедля. Скажи, что плакать ей не слей. Она отныне не окольничего дочь, а — царица! И для нее отныне дел важнее, чем корысть государства, нет! Да будет вам известно: Ка­зань опять ушла под руку Крыма. Доколе же... ты, князь Андрей, иди... доколе же наш друг хан Шигалей Гиреями с престола будет изгоняться?

Услышав гневные возгласы царя, из залы в палату стали вы­ходить гости, и скоро Терешку оттеснили к самому выходу. Одна­ко все, что говорил царь, ему было слышно.

— Ну, я вас спрашиваю, доколе?

— Такой обиды стерпеть нельзя! — крикнул князь Глинский.

— Не в этом суть! Обида. Хан Шигалей, я чаю, притерпелся, который раз бежит из Казани? Разве только чести ради нужен нам сей город? Среди вас много воевод — мне ли говорить вам об этом. Ногаи, крымский хан от Астрахани до Казани зажали нас желез­ною подковой, на полдень, на восход, куда ни кинься — везде руки связаны. А народ наш по окраинам басурманы грабят, льют кровь, словно воду. Вот Курбокий-князь третий год собирается жениться и все недосуг: по южным рубежам с ратью мотается. Ногайцы, крымцы и казанцы дышать нам не дают,

— Я тоже, государь, казанец. И прямо говорю тебе: если бы не крымцы, то мой народ с Москвою в дружбе жил.

— Я это знаю,— сказал Иван и, подойдя к Шигалею, доба­вил.— Пора давно помочь казанцам, чтоб нам они служили честно.

— Дозволь сказать, великий государь.

— Сказывай.

— Покойный твой отец говаривал: «Без дружбы с черемисами Казань нам не взять, бо черемиса за спиной за нашей остается». Великий князь стремился дружбу с народом черемисским учинить.

— Об этом я уж думал. И, подумавши, решил снарядить туда тебя, князь Александр. Здесь под Москвой тебе вроде бы делать нечего. Бери-ка ты всю свою рать, да и с богом. Узнай, не по­

мышляют ли они о дружбе с нами? Быть может, князей черемис­ских на нашу сторону склонить сумеешь.

— Мне все ведомо, великий государь,— сказал хан.— Они хо­тят союза с русскими. Едучи сюда, в лесу я догнал людей. Их бы­ло четверо. Двое, простудившись, лежали в горячке, а другие двое только поморозили носы да уши. Я им помог, привез сюда. Они от черемис послами шли.

— Так где же они? — нетерпеливо спросил царь.

— В приказной избе остались.

— Да понимаете ли вы, какую бог удачу нам послал? Пусть поведут послов в опочивальню, пусть баню им истопят, напоят-на- кормят, а завтра... Нет, что там завтра — ведите их сюда немедля.

Шигалей кивнул стоявшему рядом с Терешкой татарину — и тот мигом очутился в сенях.

Среди бояр, стоявших справа, прокатился ропот. Вслух никто не произносил ни слова, но между собой бояре выражали явное не­довольство. Царь, пока слуги выносили кресло, стол и скамьи, по­глядывал то на бояр, то на Сильвестра. Он знал, что поп подобно­го нестепенства не допустит. Так и вышло. Сильвестр встал перед столом и, как всегда левой рукой держась за крест и размахивая правой, заговорил:

— Иван Васильевич, позволь! Мы все твои рабы—милуй нас или казни, но не бесчесть. Позвал ты нас на свадьбу и оставил одних. Язычников к себе зовешь и ради них бросил всех гостей, бояр и князей.

— Позоришь именитых!

— Сраму терпеть не можно!

— Басурманов выше бояр поставил!

Иван молча слушал эти выкрики, потом резко оттолкнул но­гой кресло, вышел вперед и долго глядел на гостей суровым ВЗГЛЯ­ДОМ. Ропот мало-помалу стих. И тогда царь заговорил. Хоть и мо­лод был царь, но уже страшились бояре этого голоса.

— Эх вы, мужи—опора государства. Я думал, помыслами вы со мной. Я думал, и у вас, как у меня, душа о благе государства болит. Я думал: этот долг святой всему вы предпочтете. Бражни­честву тем паче. Да, гости вы мои, и все вы мне дороги. Но знайте: дело, завещанное мне отцом и дедом, всего дороже. Быть может, и не принято на свадебном пиру с послами разговаривать, но не­ужели вам не любопытно знать, с чем пришли послы? Быть может, принесли они на свадьбу мне подарок, который будет нам всех да­ров милее. Народа дружбу, может, принесли они!

На вошедших послов гости глядели будто на диковинных зверей.

У стола Аказ остановился, Янгин и Топейка были еще слабы и поддерживали друг друга. Они встали за Аказом. Аказ много слы- шал о суровости вспыльчивого царя и поэтому немного волновал­ся. Он отвесил царю глубокий поклон. То же хотели сделать То- пейка и Янгин, но у них не хватило силы—оба упали на колени.

— Скамью подайте хворым,— приказал царь.— Садитесь.

— Я постою,— сказал Аказ.— Большой салам принес я тебе.

— Спасибо. Хорошо ли доехал—не спрашиваю, ибо знаю. Кто вы и зачем пожаловали?

— Мы черемисы горные из рода Туги. Пришли сюда от Волги. А это наш друг, чувашин Топейка. Послали нас в Москву старей­шины, чтобы ты наш край под свою руку взял и защитил нас.

— Народом вашим правит кто?

— Большого хозяина у нас нет. Лужаи есть, по-вашему вроде бы вотчины, каждым лужаем правит лужавуй.

— А старший кто?

— Я сам. Горные черемисы меня главой почитают.

— Людишки все ли единодушны, чтобы встать под власть мою?

— Терпеть насилия крымцев больше нет мочи. За то, что не хотим мы нападать на рати русские, что под Казань ходят, крым- цы мстят нам.

— А почему на войско мое вы не хотите нападать? Боитесь?

— От русских зла мы не видели, казанцы же постоянно нас грабят. А когда там Гиреи хозяйничать стали, совсем плохо нам.

— Если я под Казань пойду, поможете?

-- Народ наш готов к твоим войскам пристать.

— Много ли вас?

— Сорок тысяч поднимем, государь!

Терешка никак не мог вспомнить, где он этого человека видел.

Так же пристально на Аказа смотрел князь Горбатый-Шуйский. Ему он тоже казался знакомым.

Меж тем двери залы открылись, и вошла царица Анастасия с Курбским. Она приветливо улыбнулась Аказу, как старому знако­мому.

-- Здорова будь, великая царица,— с поклоном произнес Аказ.

-- Осмелюсь я, мой государь, послов просить к столу? Пусть

выпьют они за здравие царя.

— Настасьюшка! Ты умница моя!—царь радостно развел ру­ками.— Посол! Иди к столу! Ты радость мне принес сегодня.