Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

Что-то вроде медной гильзы блеснуло на полу. Вячеслав быстро нагнулся, и это спасло его. Раздался слабый щелчок, и пуля раздробила доску на стене. Он бросился к выходу, настиг в орешнике какого-то человека и, припомнив самбистский прием, прижал его к земле.

— Да пустите вы! — послышался снизу знакомый голос Фроликова.

— Это вы? — раздраженно произнес Вячеслав. — Что ж вы стрелявшего упустили?

Фроликов, отряхиваясь, сконфуженно оправдывался:

— Да я его у двери поджидал, а он в окно стрельнул. И как я его шагов не услыхал, сам не пойму.

— Ну ничего, — стараясь успокоить себя и Фроликова, проговорил Вячеслав. — По крайней мере, теперь круг подозреваемых сузился.

— Понятно, — поразмыслив, проговорил участковый.

Вячеслав вернулся в Дом приезжих. Там его с нетерпением ожидала Раиса. Она только что вернулась из райцентра. Вячеслав буквально выхватил у нее из рук катушку с проявленной пленкой. Подошел к окну, стал разглядывать ее на свет. Особое его внимание привлек снимок, сделанный на просеке в тот ненастный день, когда был обнаружен труп Святского. Долго, до рези в глазах, всматривался в крошечные фигурки людей, работников леспромхоза, сбившихся в кучу на краю поляны. Прозрение наступило неожиданно, в момент, когда он уже отчаялся отыскать что-нибудь интересное и уже собирался сунуть пленку в карман.

— Есть! — возбужденно воскликнул он. Обращаясь к Раисе, сказал: — Теперь срочно надо выехать в Северогорск. Я уверен: разгадка этой страшной истории близка. Мужайтесь! Ждать вам своего Костю осталось недолго.

К удивлению, Раиса при этих его словах большой радости не выказала.

— Уеду я отсюда, вот что… Здесь мне ничего не светит.

То не был внезапный порыв отчаяния. Она говорила усталым голосом человека, много перестрадавшего, передумавшего и пришедшего к единственно верному решению.

— Я обязательно доведу до конца то, что обещал, — проговорил Вячеслав. И пошел собирать вещи. На ходу подумал: довести дело до конца — это важно не только для Раисы. Это важно для него самого, для всей его дальнейшей жизни.

А ведь жизнь могла и оборваться. Не наклонись он внезапно к полу, привлеченный тусклым блеском медной гильзы, упал бы как громом пораженный. Пуля угодила бы в «сердце или спинной мозг»…

Северогорский аэропорт жил своей напряженной жизнью. Воздушный транспорт, хотя и успел широко внедриться в хозяйственную и личную жизнь людей, тем не менее не сумел полностью скрыть от них некоторых таящих опасности особенностей этого способа передвижения. Поэтому так взвинчены были выстроившиеся у регистрационных стоек в длинные очереди пассажиры, так сосредоточенно строги служащие аэропорта.

Недавно построенный аэровокзал отличался плавными линиями и огромным количеством стекол. Стекла везде — слева, справа, сверху. Это были зеркала, в которых отражалась стремительно несущаяся куда-то жизнь на последнем витке XX века. Прислонившись спиной к буфетной стойке и жадно поглощая покрытый сахарной пудрой свежеиспеченный, с вкусно пахнущей коричневой корочкой пончик, Вячеслав через систему стекол-зеркал мог наблюдать и высокое голубое небо с пухлыми, как пончики, белоснежными облаками, просверки круто взлетающих с бетонных дорожек самолетов, обеспокоенные лица пассажиров, которых вела к выходу на летное поле красивая, стройная стюардесса, целеустремленное рысканье носильщиков с железными тележками, на которые нагружены были пирамиды чемоданов и узлов. Но мысли его в этот момент были далеко. Он думал о трагических событиях в Сосновском леспромхозе и встрече со старым другом отца — Аркадием Аркадьевичем Луконниковым, которая только что произошла в Северогорске.

Прибыв в областной центр из поселка (там ему уже нечего было делать), Грачев тотчас же направился в управление МВД к Трушину. Он горел желанием подробно поведать ему обо всем, что случилось с ним только что в леспромхозе, о своих соображениях и выводах, но Трушин, которого ждала служебная командировка в какой-то отдаленный пункт области, выслушивать его не стал, сказав: «Я сейчас вас отведу к одному человеку из компетентных органов. Он вами интересовался. Ему все и расскажете. Пойдемте». Он надвинул на лоб свою кепчонку с ушами, соединенными пуговкой, и они вышли на улицу.

Вячеслав ожидал, что его ждут в учреждении, а следователь привел его в жилой дом.

Большой стол завален бумагами, настольная лампа, несмотря на дневное время, включена. Высокий трехметровый потолок и большое окно (почему-то их у нас называют итальянскими) с видом на море. Прежде чем сесть в любезно предложенное хозяином кресло, Вячеслав бросил взгляд в окно. Огромное водное пространство, почти незаметно сливавшееся на горизонте с небесным сводом, игра света и тени, перемещение под напорами ветра облаков, их переменчивые причудливые фигуры — все это напоминало о вечном, которое существовало до нас и будет существовать после, когда нас не станет.

Вячеслав всматривается в хозяина квартиры. Человек без возраста. То есть возраст, конечно, угадывается, и довольно-таки солидный. Но точно угадать трудно. В равной степени ему может оказаться и шестьдесят, и семьдесят пять. Грубые черты лица. Обветренная кожа. Широкие плечи, длинные руки. Как у человека, который привык на свежем воздухе перетаскивать тяжести. Но стоит всмотреться в его подвижное лицо, поймать острый взгляд небольших глаз, как становится ясно: этому человеку вовсе не чужд интеллектуальный труд. Да и груда мелко исписанных бумаг на столе, корешки книг на полках подтверждают это.

— Грачев. Корреспондент журнала «Радуга», — представляется Вячеслав.

— Сын Мирона Павловича? — говорит хозяин и широко разводит руки, как бы для того, чтобы обнять Вячеслава.

Тот с удивлением смотрит на Трушина. Следователь говорит:

— Я вас оставлю, Вячеслав Миронович. Все подробно расскажите товарищу Луконникову. Необходимые меры будут приняты. А я тороплюсь на поезд.

Они остаются вдвоем, Вячеслав и Луконников. Хозяин говорит:

— Я старый друг вашего отца.

— Да, да, — вспоминает Вячеслав. — Отец говорил о вас. Если, мол, будет трудно, обратись к Аркадию Аркадьевичу. Он поможет. У меня и адрес ваш есть. В блокноте.

— Ну да, нужен вам старик. Вы, молодые, считаете, что все можете сделать сами… Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Мне доложили о вас… о ваших подвигах. Садитесь и рассказывайте. Начинайте с начала. Как я слышал, в редакцию пришло письмо из леспромхоза? Анонимное?

— Подпись стоит. И человек такой есть в леспромхозе — рабочий Страхов. Но он утверждает, что не писал письма. Так что, по существу, письмо анонимное.