Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

Приятель генерала Пит О’Конорри, шотландец по происхождению, работал в ЦРУ в подразделении разведки, ведающем запуском и управлением спутниками-шпионами. Номинально службу возглавляет помощник министра ВВС, но заправляет управлением ЦРУ.

Пит уж наверняка должен знать, нет ли претензий к «летающему штабу», кроме того, и это было второй причиной обращения к старому другу, он мог дать совет: стоит ли генералу встречаться с журналистом Гором, настоятельно добивавшимся встречи, если да, то в какой степени он может быть с ним откровенен.

Письмо генерала Донована, которое Гор предъявил Джеймсу Смиту, конечно, снимало многие вопросы, но… с некоторых пор Смит дал себе слово держать язык за зубами. Однако записка Донована требовала от него прямо противоположного.

Джеймс и Пит договорились пообедать в небольшом ресторанчике «Королева пудингов», славящемся блюдами шотландской кухни, до которых Пит был большой охотник. Что касается Джеймса, то он тоже был не прочь съесть большой кусок хорошо прожаренного мяса. Заодно получить нужные сведения.

Их дружба завязалась много лет назад, еще в Индокитае. Пит заправлял штабом психологической поддержки войск, и именно от него Джеймс Смит услышал ту жуткую историю с филиппинским партизаном, из которого сделали жертву таинственного вурдалака… Конечно, он, Джеймс, свалял большого дурака, когда, находясь в состоянии сильного подпития, в шумной компании, собравшейся у него дома, пересказал этот жутковатый эпизод.

Речь шла об одной из операций американских диверсионных служб. Они прознали о суеверном страхе, который внушал жителям филиппинских деревень, помогавшим повстанцам, мифический вампир «асуанг». И тогда родился план… Устроили засаду, захватили партизана, а когда кровь вытекла из тела убитого, сделали у него на шее две дырочки, создававшие вид ранки от зубов вампира. После чего труп положили на тропу. Цель была достигнута. Повстанцы, также подвластные суевериям, оставили район.

Вообще-то Джеймс добился того, чего хотел: на какое-то мгновение перенесся туда, в свою молодость, почувствовал себя бравым, лихим воякой, которому все нипочем. Мужчины шумно захохотали, их жены заверещали в притворном ужасе. Вот только дочь побледнела, вскочила с кресла и, громко стукнув дверью, выскочила из комнаты.

И если бы только из комнаты… Она ушла из дому, из семьи. Джеймс Смит, по существу, потерял дочь.

Девчонка ушла из дому и поселилась у бабушки. Теперь каждый раз, когда на глаза генералу попадались в газетах заметки о столкновении полиции с группами сторонников мира, он вздрагивал — не встретит ли фамилию дочери: Маргарэт не раз уже задерживали при уличных беспорядках, но, оказавшись на свободе, она с удвоенной энергией принималась за прежнее. В конце концов Смит стал привыкать к этой ситуации — может быть, это и неплохо, если один член семьи посвятил себя замаливанию грехов, которые взяли на свою душу его родители. Может быть, господь Бог, подбивая перед Страшным судом конечный итог деятельности боевого генерала Джеймса Смита на этой бренной земле, зачтет ему миротворческую деятельность его упрямой дочери. Ох, Маргарэт, Маргарэт…

Под сердцем кольнуло. Он вспомнил ее маленькую — нежное, сладко пахучее голубоглазое существо с тонкими, теплыми ручками, обвивающими отцовскую шею. Ему и особенно жене Рэйс не хватало старшей дочери. Самой умной, самой красивой из трех детей и, увы, самой упрямой…

Друзья добрались до ресторана с противоположных сторон — Пит из Лэнгли, где, как известно всему миру, располагалась его тайная организация, а Смит из маленького поселка-спутника, выросшего на южной окраине Вашингтона сравнительно недавно, когда стало модным жить не в самом городе, а поблизости, на природе. Однако в полутемный холл ресторана они вошли почти одновременно. Что ж тут удивляться, оба — люди военные, знающие цену минутам и секундам, это знание не раз спасало им жизнь.

Приятели сидели за столиком и с ревнивым чувством оглядывали друг друга, определяя, кому время нанесло наиболее глубокие шрамы. В этом соревновании, видимо, выиграл Джеймс, потому что Пит с досадой воскликнул:

— Тебе, старому черту, ничего не делается! Вот что значит заполучить генеральские погоны. Можно жить в свое удовольствие, а все остальное — трын-трава…

— Главное — диета, утренняя зарядка, бег трусцой, ну и поменьше выпивки… — Джеймс охотно открыл другу свои «военные тайны».

— Вот вы чем занимаетесь, вместо того чтобы работать, — в голосе Пита прозвучала насмешка.

— Можно подумать, что вы там, в Лэнгли, с утра до ночи кули ворочаете, — улыбнулся Джеймс.

— А то нет… Ты знаешь, каков годовой бюджет нашей фирмы? Два миллиарда долларов! Думаешь, нам отпускают эти деньги на рождественские подарки?

— Да, чтобы истратить такую кучу зеленых бумажек, надо покрутиться, — рассмеялся Джеймс, но быстро оборвал смех, не желая раздражать старого и к тому же полезного друга. «Да, — подумал он, — этим парням обычно поручают неподъемную работу. Впрочем, и силы у них немалые, в штате более двухсот тысяч человек».

Как бы там ни было, его старый друг Пит выглядит постаревшим и уставшим. Волосы поредели, сквозь них просвечивает розовая кожа головы, на щеках красные склеротические жилки, под глазами мешки. Впрочем, все это, скорее всего, результат пристрастия к спиртному, которым всегда отличался Пит. Вот и сейчас он первым делом подозвал официанта и заказал двойное виски.

— Все пьешь?

Пит пожал плечами:

— Нужно ведь как-то снимать стресс. А то живо окажешься в психушке.

Джеймс Смит недоверчиво взглянул на друга:

— Не преувеличивай, Пит. Это там, в Индокитае, действительно творились такие страшные дела, что без бутылки виски было не обойтись. А сейчас… Сколько лет мы уже не воюем? Мог бы и сбросить обороты.

Пит одним махом опрокинул в рот неразбавленное виски. Глаза его увлажнились, щеки побагровели.

— Ты пьешь, как русский. Не разбавляя и сразу, — заметил Джеймс.

— Мы так долго мысленно воюем друг с другом, что в чем-то стали походить друг на друга. Если бы я был не тем, кто я есть, а писакой, я бы написал книгу об итогах бескровной, но тем не менее жуткой войны, которую мы ведем уже сорок лет.

— Жуткой? — Смит никогда не был склонен ни к большим порциям виски, ни к сильным выражениям. — Ты, мне кажется, преувеличиваешь.

Глаза Пита сузились. В его взгляде появилось что-то резкое, колючее.

— Ты слыхал историю Фрэнка Визнера-младшего?

— Постой, кажется, он был большой шишкой в вашей конторе в пятидесятые годы. А что он делал?

— Что делал? — Пит расхохотался. — Это был самый пламенный рыцарь плаща и шпаги из всех, кого я знал.