Светлана Петрова - Беспамятство

Спиридоновна каждый день имела бесплатное развлечение — глядеть на работу пришлого дровосека. Не хуже кино. Под конец ие выдержала.

И зачем тебе стольки полешка? — спросила она Ольгу. - На три зимы потянет.

Три зимы! Какая бездиа времени и как его одолеть? Хватит ли у неё воли убежать от себя и нс податься в город? Но пока эта

самая зима, которой ждут, словно нашествия монголов, нс наступила, нужно капитально подготовиться, иначе в два счёта околеешь,

Дрова нс испортятся, только суше станут, пусть лежат, чтобы потом нс напрягаться, если силы оставят.

Куда ж они денутся? Ты наша, а филькинские бабы долго живут.

Вы тут всегда, а я непривычная.

Привыкнешь. Это скотине нс все по норову, а человек покрутится-покрутится, да и приспособится. На нас не гляди, мы старые, работа была тяжёлая, работали много, нс то, что теперь. Износились. Один винтик подкрутишь - глядь, другой разболтался. А уж когда все сразу, тогда конец, выгребай загашник на поминки! А твоё дело молодое.

Меня жизнь потрепала.

Эк вы городские хлипкие. Да ежели бы мы тута жалились, как нас жизнь пинает и в зад, и в холку, давно бы все перемёрли. А мы, вишь, ишшо держимся, зацепились - нс оторвёшь. Мужики - те да, нахилились рановатснько, но они завсегда на расправу жидкими были. Разве что в войну — откуда что бралось! Или в городе иначе?

Теперь — так, — честно призналась Ольга. — Настоящих мужчин, за которыми, как за каменной стеной, днём с огнём не сыщешь.

Вона! А ты говоришь.

Ольга купила в Фиме вещи, прежде знакомые ей только из литературы - ящик белых стеариновых свечей, керогаз, две канистры керосина, керосиновую же лампу с набором фитилей, сотню коробков спичек, два мешка сахару, по одному — муки, картошки, соли и ещё полмешка подсолнечника; картонную упаковку крупы, макарон, консервов, пятилитровый бидон растительного масла, резиновые сапоги до колен, валенки и корыто для стирки вместе с цинковой ребристой стиральной доской - таких Ольга даже на картинках не видела. Ещё серый вязаный платок из козьего пуха, как уверяли торговки, вещь незаменимая. И то верно - не ходить же за водой в шляпке из норки. Нс забыла огородных семян на весну - в распутицу не добудешь, а рассаду огурчиков-помидорчиков, как учили местные, нужно заблаговременно разводить на окне, в деревянных ящиках, благо ящики остались от родни.

И ещё одно значимое действо осуществила — прикнопила на все окна мелкие сетки, которые вызвали неожиданное оживление у публики, наблюдавшей за непонятным процессом* Как оказалось, в Филькино такого сроду не бывало, тем более ставни открывались наружу, значит, чтобы их закрыть, придется каждый раз на улицу выбегать. Неудобно. Да и зачем сетка-то?

От комаров, от мух, от всего, что летает, — пояснила Ольга.

Бабы поджали губы. Летает! На то у них и крылья, чтобы летать. Такова Божья милость. Нам вот нс дано - ногами шлёпаем.

Нынче год сухой, некомариный, насмерть нс загрызут, — мудро заметила наконец Матвеевна. - До комариного ещё дожить надо, зачем наперёд тратиться? А мухи что... Мухи завсегда кусаются только по осени и то от злости, да не все, все кусачими, как и люди, никогда не бывают, случаются и добрые, или слабые. — Она осторожно потрогала заскорузлым пальцем зелёную пластиковую сетку и неодобрительно покачала головой. — Вот до чего додумались, лишь бы деньги у людей выманивать.

Денег, действительно, у Ольги осталось негусто, но на молоко и хлеб лет на пять должно хватить. Она усмехнулась неожиданно свободным мыслям, нс замечавшим границ времени: после смерти Макса жила только настоящим, уверовав, что будущего у неё нет. Но условия, в которых она по собственной воле оказалась, диктовали иное: чтобы выжить сегодня, надо беспокоиться о завтрашнем дне.

Прорву магазинного товара нужно было как-то перетаскать из машины в дом и подпол. Тут пособил Максимка, который неотрывно наблюдал, что творится во дворе Чеботарёвых. Спиридоновна покровительствовала новенькой в силу своего статуса. Правда, физически мало чего могла, но командовала Максимкой толково.

Хорошо себя обеспечила, умно, - похвалила старуха соседку. - Денег, наверное, уйму ухлопала.

Ольга смутилась. Все почему-то беспокоились о сё деньгах.

Прилично. У меня осталось немного, но я всё же не такая бедная, как деревенские.

Это мы только по городским меркам бедные, а по здешним — как раз богатые. Всё с огорода да из лесу, гак ещё и пенсию стали платить. Когда это раньше в деревне живые деньги давали? Только натуральный продукт в обмен на палочки-трудодни. А на

что нам здесь пенсию тратить? Воды нет, телефона нет, магазина тоже. Даже власти нет, нс то мы собрали бы взятку, чтоб нам свет провели. Деньги! С одной стороны, хорошо, а с другой — плохо. Мужикам, сколько ни дай, всё на водку потратят, нахлестаются до белых чёртиков без закуски. Оттого раньше нас и мрут.

Женщинам труднее, - возразила Ольга.

Госсссноди! Бабы! Да кто об их когда думал? Этого добра во все века хватало с довеском. Из Филькина, конечно, молодые все утекли, а в Фиме пока ещё есть. Там и электричество, и кино. У моей племянницы троюродной в дому холодильник, машинка стиральная - чего ещё человеку надо? Живи — радуйся, только она все равно с мужем собачится. А у нас, кроме самогону, других развлечений нет, мужиков справных тем более негде взять. Про всю деревню один мой, неспособный, на печи парится. Спасибо твоему плотнику — Катька аж вся просветлела. Но Катьке тольки-тольки полтинник брякнул, а мы уже давно оттреиыхались.

Катька тут как тут, пришла посмотреть, кого Спиридоновна просвещает. Максимка к тому времени все покупки в дом перетаскал, получил кулёк дешёвых конфет и теперь бегал по двору, нацепив на голову газовую косынку с люрексом, которую обнаружил на вешалке в сенях.

Ну, паря, опять колобродишь? — спросила с улыбкой подобревшая Катя.

Максимка состроил ей рожу и с гиком убежал на улицу.

— Чудак, а ие простой, — сказала ему вслед Спиридоновна.

И чем же? - заинтересовалась Ольга.

Спиридоновна присела на деревянную лавку возле скотного двора — пока будет рассказывать, надо ногам дать отдохнуть. И начала неспешно:

В третьем от запруды доме прежде Маланья жила. Старика свово давно схоронила, а сама крепкая, об дорогу нс разобьешь, и выпить любила. Пошла как-то к Феньке, поглядеть - как там, скоро ли поминки? А та - совсем плоха. Вот и ляпнула Маланья дураку: чего, мол, нянчишься, пора ей на тот свет, все сроки вышли. Максимка незваную гостью в тычки выгнал да разорался на весь двор: «Сама первая помрёшь, потому как ты худая и всем худа желаешь, а мамка моя добрая, еще поживёт!»

Неужели угадал? Или наколдовал?

А вот думай, как хоть, только Маланья на Фенькиных поминках водки выпить не успела — первая преставилась. Полезла по весне в подпол картошку перебирать и померла. Наверх верёвкой вытаскивали. У Максимки голова пустая, вот Бог туда свои мысли и ложит. Что иному неведомо, ему открыто.