Светлана Петрова - Беспамятство

На подходе к Филькино, возле старой запруды, она впервые рассмотрела вблизи подобие помещичьей усадьбы, сверкающий свежей древесиной трехэтажный загородный дом, обнесенный сплошным забором. Озеро тоже было огорожено серебристой

сеткой-рабицей — новые русские вовремя подсуетились, оформили аренду, в надежде, что скоро нужный закон подоспеет и возьмут озерцо в собственность. Вид жилья, приспособленного под праздность, возбудил в Ольге лёгкое раздражение, в причине которого нс хотелось разбираться, и она отстранила ог сознания выпадающую из пейзажа картинку, боясь испортить настрой на добро.

Даже ужинать нс стала, чтобы за вознёй со сковородками нс разрушить внутреннюю гармонию. Хотя ночь еще маячила вдалеке, Ольга с размаху бросилась на лежанку и по-детски закопала голову в подушку, испытывая какое-то всеобъемлющее счастье. Она закрыла глаза, чувствуя на лиде свою улыбку, мимолётную, беспечную, как до встречи с Максом, когда ещё жизнь казалась ужасно простой и вечной. Вот оно — утерянное наслаждение самим ощущением бытия. Лежать в тепле, слушать тишину, в которой потрескивают дрова, улавливать запах раскалённой железной дверцы и шипение берёзового сока. Какое блаженство! Случись сейчас здесь кто-нибудь, он тоже станет частью её радости.

Приняв деревенские обычаи, Олыа отвыкла запирать дверь. Зачем? Любое действие должно иметь хоть малейший смысл. Закрываться на замок резона не было никакого, тем более старухи знали, что москвичка не жалует незваных гостей, и без приглашения не заходили. Лишь Максимка, несмотря на предупреждение, продолжал поступать, как ему вздумается. Вот и сейчас в сенцах звякнула щеколда, потом скрипнули петли — одни, другие, и дурачок вошел в комнату, а вернее влетел, зацепившись за порог - то ли спешил, то ли волновался, но скорее всего из-за темноты.

Ты бы хоть свечу запалила, - сказал ои с укором. - Вишь, Махсимха спотакнулся. Чуть нс упал.

Даже этот приход - казалось бы некстати - нс испортил хорошего настроения.

Так ты Максим или Махсим? - засмеялась Ольга.

А хоть так кличь, хоть эдак, всё едино - ровнее нс стану.

Зачем пришёл? Я не звала.

А мне показалось,

Когда кажется, креститься надо, — рассердилась всё-таки Ольга. - Видишь, спать собралась. Иди к себе и без стука нс входи.

Зачем стучать? — удивился дурачок. - Разве ты глухая, шагов нс слышишь?

Так не для того стучат, а чтобы спросить: можно ли войти.

А почему ж нельзя? — никак не мог взять в толк Максимка.

Да по-разному. Ну, вдруг я нс одета.

Так оденься, я обожду. Вот причина! Я в Фиме раздетых девок сколько хочешь видел.

A-а, так ты мне изменяешь? - с шутливой грозностью произнесла Ольга.

Максимка расстроился:

Да ты что?! Я тебя в жёны зову, а эти просто бабы. Хотелка просит - куда ж денешься?

Слушай, ты со своей непосредственностью мне надоел. Иди. Хоть и рано ещё, да я, правда, спать надумала.

Спи, спи, — согласился гость, — Пусть тебе ангелы приснятся — так мамапька мне всегда па ночь говорила.

Наконец Максимка ушёл. Ольга опять нежно обняла подушку, желая продлить состояние сладкого покоя. Сон мягко обнял её и быстро унес в свои владения. Но это были странные чертоги радости — где-то по периферии бродили тени прошлого, напоминая, что забвения нет.

Глава 22

Наступила осень. Настоящая, среднерусская, сырая и холодная, без солнца и с нудными нескончаемыми дождями. Раз в три дня, набросив мужской прорезиненный плащ с капюшоном, Ольга ходила за молоком и яйцами. А так - надобности нс было, да она о разносолах и думать перестала. Вот книг привезти и йотом ещё в Фиме прикупить, хотя книги стали намного дороже еды, к счастью, нс пожадничала. Возможно, потому и глубокая осень пришлась ей по нраву.

Она любила, затопив крепко печь, лечь головой к окну и, грызя сушки или семечки, читать весь день, пока на стемнеет. Чего только она не испытала, следуя за воображением писателей, однако тщательно отстранялась от параллелей с собственной жизнью. Зато абзацы, которые, как ей казалось, наиболее правдиво описывали действительность или содержали какие-нибудь значимые

обобщения, она перечитывала по многу раз, пытаясь проникнуться ощущениями автора. У Ольги появилось чувство, что наконец она живет в соответствии со своими внутренними потребностями, а не по законам внешнего мира. Филькино как бы выпадало из общего пространства, и на него коллективные правила нс распространялись, потому нс страшил грядущий день. Здесь нс было силы, способной заставить сё сделать то, чего она нс хочет. Например, вспоминать.

Вечером Ольга жарила омлет или оладьи из тыквы, пила молоко или чай с домашним сыром и снова ложилась в тёплую постель, теперь уже спать. Шум дождя был единственным звуком, который она слышала и который ее успокаивал своей фатальной непреложностью. По характеру капель, падающих на крышу или в лужи, превратившиеся во временные озёра, она пыталась определить, хватит ли у туч дождя на завтра. Без дождя чтение не доставляло и половины удовольствия. Кроме того, она так устала от того, что всё время что-то случалось, а дождь служил гарантией того, что ничего нс изменится и ни одна живая душа в дождь не сможет проехать в Филькино, если только на танке. Танкистов среди Ольгиных знакомых нс водилось, значит, вспугнуть с таким трудом обретённое спокойствие никому нс удастся.

В середине октября выдалось несколько дней с лёгкими ночными заморозками, пути затвердели и днём оттаивали не до конца, так что затерянный филькинский мир стал опасно открыт не только лошадям с повозками, но и современным автомобилям. И, конечно, сразу явилась Светка на своём, словно игрушечном, розовом «Пежо», предназначенном для спецстоянки возле банка, а нс для российского бездорожья. Выбрала-таки время, однако хоть и опытный водитель, а нужна смелость. Ольга вздохнула печально: нс оставляет подруга ее блудную душу своими сердечными заботами. Светику интересны именно поверженные, больные и несчастные. Она всех спасает, потому что иначе нс может - гак устроена. Это её образ жизни, привычка, если не рефлекс. А может быть, так она спасает себя?

Ольга никогда до конца не понимала этой черты подруги, но в её наступательной доброте всегда скрывалось нечто угрожающее. Теперь прибавилось неприятное удивление, что тайна раскрыта, Филькино перестало быть местом уединения и всякий может её

отыскать. Единственное утешение - кому она нужна? Но ведь и ей никто не нужен, Без сожаления покидая Москву, она надеялась никогда более не видеть знакомые лица, чтобы нс возвращаться к образам прошлого. Визит Светки был явно некстати.

Как догадалась сюда наведаться? - вместо приветствия задала вопрос Ольга, подавляя раздражение.