Агата Кристи - Хлеб Гиганта

С ней приехали еще двое мужчин, одним из которых был ее муж. Он наклонился и спросил:

— А тебе известно, как выглядят полкроны?

И, к величайшему удовольствию Вернона, полкроны перешли в его вечное пользование. В целом это был замечательный день. Раньше Вернон никогда не задумывался о размерах собственного дома Он знал, что его дом больше, чем домик священника, куда он иногда ходил на чай. Но так как с другими детьми он почти не играл, то и домов их тоже не видел. Теперь же он сделал открытие. Гостям показывали дом, и голос американки становился все громче.

— Боже, как здорово! Нет, вы видели что-нибудь подобное? Пятьсот лет?! Фрэнк, ты слышал? Генрих Восьмой — да это же пособие по истории! Аббатство еще старше?!

Они проследовали через бесконечную портретную галерею, где с полотен надменно и сдержанно взирали лица, странно похожие на Вернона — узкие лица с темными, близко посаженными глазами. Среди них были кроткие женщины в платьях с брыжами, с жемчугом в волосах — женщины, которые, выйдя замуж за бесстрашных и неукротимых лордов семейства Дейер, старались быть как можно мягче и смиреннее. Сейчас они оценивающе смотрели на проходящую мимо Миру Дейер, последнюю из них.

Из портретной галереи гости направились в Большой зал, а оттуда во флигель священника. Но Вернона задолго до этого увела Няня. Они снова встретились в саду, Вернон кормил рыбок. Отец пошел за ключами от аббатства, и гости остались одни.

— Боже, Фрэнк, — сказала американка, — как здорово! Столько лет, от отца к сыну. Романтика, говорю тебе, настоящая романтика! Столько лет, представь только! Как это им удается?

И вот тут заговорил второй мужчина. Он был не очень-то разговорчив, так что Вернон его до этого и не слышал. А сейчас он наконец разжал губы и произнес одно-единственное слово, но слово такое завораживающее и прекрасное, что Вернон запомнил его на всю жизнь.

— Провинция!

И прежде чем Вернон успел спросить, что значит это великолепное слово (он обязательно спросил бы), кое-что другое отвлекло его внимание.

Из дома вышла мама. Садилось солнце, словно на картине. И на этом красно-золотом фоне полыхающего заката Вернон вдруг увидел ее — нет, не маму, а прекрасную незнакомку с огненными волосами, словно сошедшую со страниц его сказок.

Незабываемая минута. Это была его мама. Она была красива. Он ее любил. Что-то сжалось у него внутри, как от боли — только это была не боль. Он слышал странный шум в голове, шум нарастал, подобно грому, и вдруг оборвался где-то высоко — словно трель — пронзительно-сладкой нотой. Волшебное мгновение, навсегда связанное с магическим словом «провинция».

Винни, помощница Няни, уезжала Все случилось внезапно. Слуги перешептывались, Винни плакала — плакала очень горько, а после того, как Няня устроила ей так называемую «взбучку», заплакала еще горше.

С Няней творилось что-то ужасное, она казалась огромной, и даже платье ее хрустело особенно. Вернон знал, что Винни уезжает из-за отца, и воспринял это без особого удивления и интереса — все Нянины помощницы уезжали из-за отца

Мама заперлась в комнате, она тоже плакала Вернон услышал это из-за двери: она за ним не посылала, а ему как-то в голову не пришло войти самому. Он даже испытал неосознанное облегчение, так как терпеть не мог звук плача, глотаемых слез, всхлипов и сопения — все это в самое ухо, потому что люди, которые плачут, обязательно крепко прижимают тебя к себе. Вернон ненавидел, когда кричат в ухо. И вообще больше всего на свете ненавидел громкие звуки. Одним из достоинств мистера Грина было то, что он никогда не шумел попусту.

Винни собирала вещи. Няня ей помогала и, постепенно успокаиваясь, превращалась в не такую уж страшную, почти нормальную Няню.

— Пусть это послужит тебе уроком, — говорила она. — Никакого легкомыслия на следующем месте.

Винни, всхлипнув, сказала, что не хотела ничего плохого.

— И с моими подопечными, надеюсь, больше не случится ничего такого, — продолжала Няня. — Вся беда в твоих рыжих волосах. Все рыженькие — вертихвостки, так еще моя мама говаривала Это не значит, что ты плохая, но вела ты себя так, как девушке не подобает. Вот все, что я могу тебе сказать.

После этой фразы, как уже раньше замечал Вернон, она еще много чего говорила. Но сейчас он не слушал, он весь ушел в размышления о выражении «не подобает». Он знал, что может быть подобающая случаю шляпа, но при чем здесь шляпа?

— Няня, что значит «не подобает»? — спросил он в тот же день.

Няня занималась выкройкой его льняного костюмчика. Вынув изо рта булавки, она ответила

— Это значит неприлично.

— А что значит «неприлично»?

— Маленькие дети продолжают задавать глупые вопросы, — вздохнула Няня, и в этом ответе звучал весь ее многолетний опыт.

Днем в детскую зашел отец. Он держался вызывающе небрежно, но был явно расстроен. Глаза Вернона расширились от любопытства. Под его пристальным взглядом отец почувствовал себя неуютно.

— Привет, Вернон.

— Привет, папа

— Я еду в Лондон. До встречи, приятель.

— Ты едешь в Лондон из-за того, что поцеловал Винни? — поинтересовался Вернон, на что отец произнес слово, которое, как знал Вернон, могли произносить только взрослые мужчины, но ни в коем случае не маленькие мальчики. Это придавало слову столько очарования, что у Вернона вошло в привычку засыпать, повторяя его в паре с другим, тоже запретным, словом — «корсет».

— Какого дьявола тебе об этом сказали?!

— Мне никто ничего не говорил, — сказал Вернон после минутного раздумья.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Так не целовал?

Отец молча пересек комнату.

— Винни и меня иногда целует, — заметил Вернон. — Но мне это никогда не нравилось. Приходится тоже ее целовать. Садовник ее много целует — ему-то вроде нравится. Я думаю, целоваться глупо. Может, мне бы больше нравилось целоваться, если бы я был взрослым, а, пап?

— Думаю, что да, — сказал отец осторожно. — Знаешь, сыновья иногда вырастают очень похожими на отцов.

— Я бы хотел быть похожим на тебя, — согласился Вернон. — Ты славный наездник, так Сэм сказал. А еще он сказал, что никто на свете не разбирается в лошадях лучше, чем ты.

Последние слова Вернон произнес уже скороговоркой:

— Лучше я буду похож на тебя, чем на маму. После ее езды у лошади вся спина ободрана Так Сэм сказал.

Последовала пауза

— У мамы болит голова и она прилегла, — выдохнул Вернон.

— Я знаю.

— Ты не попрощался с ней?

— Нет.

— А собираешься? Надо бы быстрее, сейчас уже подадут экипаж.

— Боюсь, у меня нет времени.

Вернон понимающе кивнул.

— Правильно. Не люблю целовать, когда плачут. И когда мама целует, не люблю. Она обнимает слишком сильно и в ухо говорит. Лучше уж Винни поцеловать, правда?