Агата Кристи - Хлеб Гиганта

Она надела французское платье, и они отправились ужинать с полным ощущением того, что они — послушные дети, заслужившие подарок.

Они почти закончили ужин, когда Нелл вдруг заметила, как изменилось у Вернона лицо. Оно застыло с выражением тревоги.

— Что случилось?

— Ничего, — быстро ответил он.

Но она обернулась. За маленьким столиком у стены сидела Джейн. На какой-то момент словно холодная рука легла на сердце Нелл. Потом она непринужденно сказала:

— Да это же Джейн! Пойдем поговорим с ней.

— Нет, я бы предпочел не подходить. — Она была поражена, как горячо он это произнес. Он заметил это и продолжил: — Я идиот, дорогая, но я хочу быть с тобой и только с тобой. Чтобы никто больше не вмешивался. Ты уже закончила? Тогда пойдем. Я не хочу пропустить начало пьесы.

Они расплатились и направились к выходу. Джейн небрежно им кивнула, и Нелл помахала ей рукой. В театр они приехали на десять минут раньше.

Позже, когда Нелл спускала платье с белоснежных плеч, Вернон неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Нелл, когда-нибудь я буду снова писать музыку?

— Конечно. Почему ты в этом сомневаешься?

— Не знаю, не знаю! Мне кажется, я не хочу.

Она удивленно посмотрела на него. Он сидел в кресле, уставившись в пустоту.

— Мне казалось, это все, что тебе нужно.

— Нужно — нужно — это ничего не объясняет. Не имеет никакого значения, что тебе нужно. Это то, от чего нельзя избавиться — то, что тебя не отпускает — преследует — как лицо, которое хочешь забыть, но продолжаешь видеть...

— Вернон, милый, не надо...

Она подошла к нему и опустилась рядом. Он судорожно притянул ее к себе.

— Нелл — любимая моя — только ты мне нужна... Поцелуй меня...

Но он тут же вернулся к тому, о чем говорил. Он ни с того ни с сего сказал, что ружейные выстрелы составляют узор. Музыкальный узор. Он складывается из звуков, которые раздаются при выстрелах. Наверное, это звучит глупо, но ему это совершенно ясно.

А потом еще, минуту спустя:

— Если б только можно было выразить это правильно!

Нелл тихонько отстранилась от него. Она словно бросила вызов сопернику. Никогда не признавая это в открытую, она всегда опасалась музыки Вернона. Если бы только это не значило для него так много!

И сегодня, что бы там ни было, она одержала победу. Он привлек ее обратно, прижимая к себе все сильнее, осыпая поцелуями...

Но позже, когда Нелл уснула, Вернон продолжал лежать с открытыми глазами, вглядываясь в темноту, и против воли видел лицо Джейн, изгиб ее тела в облегающем бледно-зеленом платье на фоне малиновых портьер ресторана.

И едва слышно выдохнул:

— Чтоб тебя...

Но он знал, от Джейн так легко не избавиться. Лучше б он не встречал ее сегодня! Что же в ней такого, что так чертовски тревожит?

На следующий день он забыл о ней. Это был их с Нелл последний день.

Все закончилось слишком быстро.

Кончился сон — настало пробужденье. Нелл вновь оказалась в госпитале. Ей показалось, что она и не уезжала. Она в отчаянии ждала почту — первое письмо от Вернона. Оно пришло — более страстное, более пылкое, чем обычно — как будто он забыл о цензуре. Нелл носила его на сердце, и несмываемые чернила отпечатались у нее на коже. Она написала ему об этом.

Жизнь шла свои чередом. Доктор Ланг уехал на фронт, его заменил пожилой врач с бородой, который приговаривал: «Благодарю, сестра, благодарю» каждый раз, когда ему подавали полотенце или белый халат. Время тянулось медленно, большинство коек пустовало, и это вынужденное бездействие утомляло Нелл больше, чем работа

Однажды, к ее великому удивлению и радости, приехал Себастиан. Он прибыл в увольнение и заглянул ее проведать, как и обещал Вернону.

— Так ты его видел?!

Себастиан ответил утвердительно: его взвод только что сменился со взводом Вернона

— И как он — в порядке?

— Да-да, в полном порядке.

То, кокон это сказал, встревожило Нелл. Пришлось поднажать на Себастиана, и он нахмурился, не зная, что ответить.

— Нелл, это трудно объяснить. Вернон — странный малый, всегда таким был. Он убегает от реальности.

Себастиан предупредил гневный возглас, готовый сорваться с ее губ.

— Я имею в виду совершенно не то, что ты подумала Не то, что он боится. Ему чертовски повезло, он вообще не знает, что такое страх. Я ему завидую. Но дело не в этом. Дело во всей этой кошмарной жизни. Грязь, кровь, мерзость, шум — и шум более всего! Шум, методично повторяющийся в одно и то же время. Даже меня это сводит с ума — что же должен чувствовать Вернон?

— Но что ты имел в виду, когда говорил, что он убегает от реальности?

— Да то, что он не видит того, что происходит. Он боится сильных переживаний, поэтому делает вид, что для них нет повода. Если б он только признал, как я, что война — это мерзость и грязь, все было бы в порядке. Но он словно повторяет ту историю с роялем — он не хочет взглянуть на происходящее прямо и честно. А нет ничего хуже, чем говорить «этого просто не существует», когда оно действительно существует] Но он всегда так. И сейчас он в прекрасном настроении — он всем доволен — а это противоестественно. Я боюсь за.. Да я и сам не знаю, чего боюсь! Но зато я точно знаю, что нет ничего хуже, чем обманывать себя. Вернон — музыкант, и нервы у него — как у любого музыканта. Самое худшее — то, что он сам себя не знает. И никогда не знал.

Нелл разволновалась.

— Себастиан, чем же это может обернуться?

— Возможно, вообще ничем. Я бы мечтал, чтобы Вернон получил легкое и наименее болезненное ранение и вернулся с фронта лечиться.

— Я бы тоже очень этого хотела

— Нелл, бедняжка. Как, должно быть, все это тяжело. Хорошо, что я не женат.

— А если бы ты был женат... — Нелл запнулась, но продолжила — Ты хотел бы, чтобы твоя жена работала в госпитале, или было бы лучше, чтоб она просто сидела дома?

— Рано или поздно все начнут работать. Я бы советовал сделать это как можно скорее.

— А Вернон против того, что я работаю.

— Это еще одна попытка бегства от действительности — плюс реакционный дух, который он унаследовал и никогда не изживет. Рано или поздно ему придется признать тот факт, что женщины могут работать, но в душе он никогда не смирится с этим.

Нелл вздохнула.

— Как меня все это тревожит!

— Знаю. А я еще добавил тебе повод для переживаний. Но я очень люблю Вернона, он — мой единственный друг. И я решил, что, если поделюсь с тобой, ты сможешь убедить его — как бы это сказать — открыться, дать себе волю — хотя бы с тобой. Но, возможно, с тобой он и так более откровенен?

Нелл помотала головой.

— Он только шутит, когда разговор заходит о войне.

Себастиан присвистнул.

— Ладно, при следующей встрече добейся от него хоть слова, растормоши его.