Юрий Калещук - Непрочитанные письма

— Со снабжением полный порядок — когда надо что, тогда и привезут...

И еще про геофизиков добавил:

— Сейчас у нас окончательный каротаж идет. Рассчитан на шестнадцать часов. Но, думаю, они часов за восемь управятся.

— Впервые такое слышу, Василий Ларионович.

— А здесь это закон. И знаете почему? На месторождении мы все вместе живем, специальный поселочек есть неподалеку. Там геофизики, тампонажники, вышкари. Ну и наша инженерно-технологическая служба. Практически мы всегда с одними и теми же бригадами смежников работаем, знаем их. И когда нам по итогам соревнования выделяют жилье, машины и все такое прочее, мы стараемся и смежников в списки включать. Потому наши результаты для них как свои. Или еще такая деталь. При передвижке, при переезде с куста на куст мы помогаем вышкарям — слесарями, вахтами. Глядишь, там час выкроили, а здесь уже целые сутки. А за сутки сколько сделать можно!.. Мы скважину обычно дней за пять проходим. Вот и считайте, что такое сутки...

Слушал я его, слушал, а червячок недоверия все еще жил во мне, никак я не мог свыкнуться с мыслью, что можно работать — как это говорится? даже слово позабыл... — нормально. Сколько толковали об атом, сколько спорили, а когда увидели в натуре — не могу поверить. Не могу. Хотя результат убеждает. За 1982 год бригада Василия Сидорейко пробурила сто шестнадцать с половиной тысяч метров. Сто шестнадцать! Даже в этих краях, где скорости бурения всегда были в цене, где одни рекорды проходки немедля сменялись новыми рекордами, такой результат кажется фантастическим.

— Да у нас цель не рекорды, а стабильная работа, — сказал Сидорейко. — Мы в прошлом месяце могли тысячи на полторы поболее пробурить. Зато в следующем непременно бы сели. Ритмичная работа — она и утомляет меньше, позволяет силы накапливать для дальнейшего роста...

Что-то похожее говорил Сивак, вспомнил я, когда зашла речь о стабильности успехов лёвинской бригады: «Постепенно поднимали планку, повышали свой предел...» Значит, такой подход Геннадий Михайлович стремится теперь внедрить в сознание всего управления?

— Поглядите сюда, — сказал Сидорейко и показал па план-график, висевший за его спиной. — Вот как схематически выглядит наша работа. Идеально — когда из левого нижнего угла прямая идет в правый верхний. Без всяких зигзагов — шаг размеренный, дыхание ровное. Так можно долго идти — не устанешь.

Она и выглядела ровной, эта линия на плане. Может, и были крохотные загогулины, но то уж, видимо, от чрезмерной добросовестности учета. Хотя почему — чрезмерной? Для себя же делали, себя контролировали. Вид у нее, у прямой линии, был довольно скучный, я бы даже сказал — унылый. Видал я графики и диаграммы, похожие на Кордильеры, но от их перепадов, острых пиков и гулких пропастей, сердце сжималось при одном лишь взгляде, — а сколько валидола, корвалола, валокордина, нитроглицерина и пр., и пр. было отмерено дрожащими руками на каждом спаде ли, подъеме ли годового графика. Не счесть! Так пусть лучше царит скука прямой линии, нежели столь выразительные, похожие на изображение молнии кривые, подумал я и перевел взгляд за окно культбудки. Там, посреди утоптанной песчаной площадки, образованной выстроенными в каре балками, торчал одинокий пушистый кедр.

— Как же его-то бульдозеры пощадили? — удивился я.

Сидорейко засмеялся.

— Это мы Новый год праздновали недавно. «Петом. Годовой план выполнили — вот елку и нарядили, танцевали вокруг нее.

Крупная его, ладная фигура излучала безмятежный покой, а длинные усы, сбегавшие к подбородку, придавали лицу добродушное, даже какое-то беспечное выражение.

— Я, наверное, отсюда никуда не уеду, — сказал Сидорейко. — Дети у меня здесь. Сыну тринадцать лет, а дочка в Тюменский индустриальный институт поступила...

— Дочка? В институт? — поразился я. Не факту поступления дочери бурового мастера в институт, конечно, а некоторым арифметическим сопоставлениям. — Вам же тридцать три всего, Василий Ларионович.

— Да я дед уже. Ага. Сам рано женился, ну и дочка вот тоже... в меня пошла...

Ну, Метрусенко, подумал я. Я дважды дед, дважды дед!.. Еще и надо мной изгалялся: мне сорок три, дескать, а уже две внучки, а ты, Яклич, постарше будешь, и что же?.. Ничего, Федя. Ни-че-го. За этим белорусским богатырем все равно не угнаться — ни тебе, ни мне.

— После восьмилетки на Донбасс уехал, в шахтерское училище поступил. Там и женился. Родители, правда, не знали ничего поначалу... А когда я дочку привез в Белоруссию, ей уже третий год шел...

На буровой было тихо. И людей не видно. Лишь мелькнет где-нибудь каска — под мостками, у основания вышки, в дверях насосного сарая — и снова исчезнет. Но эта тишина — отсутствие видимого, наблюдаемого движения обманчива, — нечто такое было разлито в воздухе, что даже в балке мастера, за закрытыми дверьми, ощущалось деятельное напряжение не утихающей даже на миг работы.

— Закончили каротаж, Василий Ларионович, — сказал технолог, появляясь в дверях.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Сидорейко, поглядев на часы. — А я что говорил? В шесть часов они уложились.

Река катила воды свои медленно, величаво. Сколько лет у нее позади и сколько еще впереди... Не надо нам такой жизни, длинной и медленной, свой срок прожить бы толково.

Лёвин рисовал прутиком на песке какие-то рожицы, говорил:

— Наверное, главное, что нам удалось решить, — стыковка. Разместили инженерно-технологические службы на месторождениях, там же и смежникам создали условия. На том выигрываем.

— Да ты, Михалыч, еще лет десять назад мне об этом говорил. А чтоб на практике осуществить, надо было начальником УБР стать, да?

— Но этим же не только я занимался. Все в нашем УБР началось при Усольцеве. Задача так была сформулирована: добиваться большего не числом, а умением. Ничего такого, из ряда вон, заметил? Про эту цель все знают. Но как добиться ее? Эффективность использования бурового оборудования, технологическое обеспечение проходки — с этим, кажется, у нас неплохо. Научились кое-чему. Но как только за свою буровую околицу вышел — все, начались простои, потери. И тайны тут никакой нет, никогда не было ее, этой тайны. Надо всего лишь что? Усилить вспомогательные службы, укрепить опытными кадрами базу производственного обслуживания, грамотно сбалансировать число людей, занятых в основном производстве и вспомогательном. Вспомогательном! Кому-то из наших стратегов словечко это, видно, запало в душу, и он решил раз и навсегда: вспомогательные, они вспомогательные и есть, второстепенные, значит, нечего на них средства тратить, лучше еще парочку основных бригад создать — и заметно сразу, и план под них тут же сверстать можно. Эффект, как ты понимаешь, получался противоположный: ускоренное образование новых буровых бригад, не имеющих гарантированного вспомогательного обеспечения, всегда приводило к плачевным результатам, нормальной отдачи от них нельзя было и ожидать.