Юрий Калещук - Непрочитанные письма

Прислать за нами тогда машину, конечно, забыли.

Наскоро умылись и, возблагодарив спасительный утюг, позавтракали обугленными ломтиками непрожаренной колбасы; зато чай пили настоящий — нашлась у Макарцева заветная пачка индийского.

— Двинем на автостанцию, — предложил Макарцев. — Может, повезет — перехватим какую-нибудь машинёшку.

Мы шли напрямик: через упрямо вцепившийся в клочок отвоеванного у тайги пространства «чайна-таун», где над заметенными снегом балками яростно и морозно реяли утепленные слова: «Яблони в цвету — весны твa-а-а-аренье...»; стихийно возникший этот «микрорайон» со всех сторон аккуратно обтекали многоэтажные дома, и не было заметно никаких попыток нарушить незримую демаркационную линию; через просторный двор нового больничного городка и маленький рынок, где заиндевелые энтузиасты в стеганых халатах поверх дубленок продавали заиндевелый инжир; мимо обитых жестью дверей почты и заколоченных фанерой витрин кафе «Белоснежка»; несмотря на ранний час и слабо разбавленный сумрак, дворы были наполнены детьми, какой-то малыш самозабвенно прыгал на выброшенной за надобностью кроватной панцирной сетке, и в этот миг я решил, что загадочный для меня вид спорта, именуемый «прыжки на батуте», придумал пожилой сентиментальный дядька, для которого прыжки на детской кроватке навсегда остались самым сладостным воспоминанием; постепенно светлело — или это глаза привыкали? У магазинчика под названием «Кедр» возбужденно шумели мужики и во все концы растекались согбенные фигуры, толкая перед собой серебристые кадушки; Макарцев пригляделся, сказал:

— Пиво привезли. Чешское. В столитровых бочках.

На расчищенной от снега площадке у автостанции стояли в строгом каре вахтовые машины, уже вернувшиеся после смены вахт, но так и не заглушившие моторов, и над ними неподвижно висело плотное смрадное облако, в котором угадывались куцые силуэты ПАЗов, лоснящиеся туши «Уралов», высокомерные профили «Икарусов», двуглавые плоские тела «Ураганов»: задний план просматривался слабее, но, поднапрягшись, можно было разглядеть веселый шатер зала ожидания, сработанный из смолистого бруса, и унылый сундук клуба с забавными, ополовиненными сугробом дверьми.

— Подождем здесь — решил Макарцев. — Подвернется что-нибудь...

Ждать долго не пришлось: мятый «москвичок», шедший по-осевой, круто взял вправо и, заюзив, торкнулся в заледенелый край дороги; из машины с радостным криком выглянул Метрусенко:

— Куда наладились, мужики?

— В диспетчерскую, Федор Степаныч, — сухо ответил Макарцев.

— Так это ж просто по пути — я в аэропорт еду! Падайте, мужики! — и Метрусенко гостеприимно распахнул переднюю и заднюю дверцы.

— Спасибо, Федор Степаныч, — поблагодарил Макарцев, устраиваясь на сиденье.

— Ты что, Федя, — спросил я, — опять машину на прочность испытывал?

— Это про вмятину? А, ерунда! — беспечно сказал Метрусенко. — Дело было так: поехали мы с Толиком Мовтяненко в Стрежевой. Когда выезжали — задувало слегка. А я думаю — что? Проскочим! В общем, через час — а уже дорогу переметать стало — решил я один барханчик с ходу взять. Так он плотный, собака, оказался! Машина возьми да крутанись, а потом и вовсе набок легла... Выползли мы с Толиком, тачку кое-как на колеса поставили. Ну, а пока возились — следы наши замело, будто их и не было никогда. Стали спорить, в какую сторону ехать. Я говорю: туда, а Толик — вот упрямый черт! — заявляет, что Стрежевой вовсе в другом направлении будет... Ха! Это мне он доказывает, где Стрежевой, будто я не знаю... Спорили-спорили, а за рулем-то кто? Я. Моя и взяла. Поехали в Стрежевой, как я показывал...

— И куда приехали?

— Обратно в Вартовск.

Я засмеялся, и Федя хохотнул беззаботно, даже Макарцев, сидевший всю дорогу как истукан, слегка улыбался. Но когда Метрусенко остановил машину, он снова произнес с подчеркнутой чопорностью:

— Спасибо, Федор Степанович.

— Что за китайские церемонии, Сергеич? — спросил я, когда Метрусенко отъехал. — Федор Степаныч да Федор Степаныч! Повздорили вы, что ли?

— Не-ет, — засмеялся Макарцев. — Это я уже на дежурство настраиваюсь. Ты, наверное, не представлять, что это такое — сутки непрерывного общения со всеми бригадами и службами, где каждый норовит другого переорать. А Метрусенко — ты еще услышишь его сегодня, у него с четырех вахта, — и выкормыш его, Мовтяненко, из самых горластых. Ну и я сделал вот что: выписал себе имена-отчества всех бурильщиков и, как только кто-нибудь из них начинает возникать, вопросик подкидываю: «Как там у вас, Федор Степаныч (или Анатолий Константиныч, или Василий Михалыч), с наличием нефти для котельной?» Первое время они просто цепенели. Теперь-то пообвыкли, конечно, да еще прозвище мне вклеили. Знаешь какое, Яклич?

— Не слышал.

— Змея в сиропе! — Макарцев захохотал. — А что — похоже... Вообще, эти дежурства... Ладно, сам увидишь... между прочим, насчет нефти для котельных. Я даже в сводку этот показатель ввел. Не было его раньше. Но надоело, понимаешь, каждое дежурство в два или три ночи слышать истошный вопль то одного, то другого бурильщика: «Котельная вырубилась! Срочно нефть шлите...» А нефтевоз и днем-то нелегко раздобыть, не то о ночью... Вот и пришлось...

— Конечно, так порядку побольше стало, — согласился я.

— А! — махнул рукой Макарцев. — Мелочевка все это. Такой ерундой порядка не наладишь. Организационно-управленческие принципы надо менять, а это... общем, погляди сам — может, что и поймешь...

Тем временем мы пришли.

Макарцев, приняв дежурство, тут же взялся шушукаться со своим помощником, мрачноватого вида детиной, а я остановился перед многоцветной «Схемой автодорог и кустовых оснований Самотлорского месторождения» — огромная простыня, испещренная линиями и номерами; изрядно разрослось месторождение, и уже с трудом обнаружил я на самом ближнем к городу краю схемы знакомые издавна номера кустов: 44-й, 45-й, 63-й, 84-й, 87-й, 137-й...

— Для нас наиглавнейшая задача сейчас — раздобыть транспорт, — сказал Макарцев. — И чтоб побольше. Расстояния сам видишь какие. Раз. Объектов много. Два. Заявки на транспорт все время срезают. Три. Что, когда и кому понадобится — не предугадаешь. Это четыре. Вот и приходится химией заниматься. Сейчас увидишь, как это делается. Особое внимание на моего соратника обрати — видишь, у него рот шире морды? Это обстоятельство не последнее в нашем деле... Стоп! Кажется, кто-то из водил топает... Я их по походке узнаю. Ну, Яклич, приготовься смотреть сцену у фонтана!

Вошел тщедушный человечек в замасленном, длинном, не по росту, полушубке с каким-то невероятным разрезом на спине — едва ли не от лопаток. Несмотря на свой нелепый вид, человечек держался уверенно, более того — снисходительно; небрежно и валко он приблизился к столу, за которым расположился Макарцев, и спросил скучающим тоном: