Владислав Ляхницкий - Алые росы

— Робята! Товарищи! Правильно обсказал тут Вавила вчерась. Все вокруг — горы, леса, прииски, все это наше. Грезил ли кто из нас, штоб были у нас свои прииски? А вот он — свой!

Егор от волнения задохнулся. Прижал к груди руку с лысой шапчонкой и стоял, улыбаясь, уносясь мечтами в те дни, когда Петюшка его станет взрослым. Вот он идет, с курчавой бородкой, в очках — шибко грамотный стал, — в пиджаке, в картузе с настоящим лаковым козырьком… Хлеб несет, ситный… Чего не причудится…

Егор закашлялся и увидел свою Безымянку, товарищей у копра. Вон Аграфена стоит, смотрит не отрываясь на мужа. Говорили: Егорша, мол, пустобрех, а смотри, его слушают так, как попа на молитве не слушали.

— Егорушка мой, светлая ты голова, соколик ты мой. жизнью подаренный, — шепчет счастливая Аграфена.

— М-мда… Такое, слышь, дело. — Егор отдышался. — Раз мы хозяева ныне стали, так и должны вести себя по-хозяйски. Оно, хозяйство-то, обязанность на хозяина налагат. Вот нас тут четыре сотни хозяев, и все мы — и я такой же, не хуже не лучше — открыли рты и ждем, штоб Вавила нам ложку с кашей за костяной забор просунул. Не пойдет так, робята. Пусть подумат каждый, как прииск теперь содержать…

Люди ловили каждое слово Егора. И верно, корова его забодай, говорит: стать владельцем земли, прииска — надо прежде всего заботу о них иметь.

— Хватит болтать про то, што нам дала революция. Все отдала, до последней крошки — и баста. А што мы дадим революции? Вот она, заковыка. А чем больше ты дашь, тем тебе же жить лучше станет. И надо думать, штоб прииск работать стал.

Высоко забрался Егор. Но слушали люди. Словечки вставляли. Жура в конце каждой фразы стукал кулаком по ладони, как припечатывал:

— Ишь, гвоздит.

— Четыре сотни хозяев!..

— Думай, что ты революции дашь…

Егор оборвал свою речь на полуслове, спустился вниз, но слова его, казалось, продолжали звучать. Стоял народ, кто подперев подбородок ладонью, кто просто, уставясь в землю или оглядывая приисковые постройки. Вон доска на копре оторвалась. Прибить надо. Не по-хозяйски этак-то..

— Нам прииск, нельзя бросать, — вслух из задних рядов сказал кто-то.

Его поддержали:

— Знамо, нельзя оставлять. Подохнем без прииска.

. — Правду святую Егорша сказал.

— Да зачем же бросать-то? Эх-ма. — На бревна вскочил расторопный парень, черный, кудрявый. — В магазине и муки, и крупы… Мы же хозяева..

— Эка понял Егоршу, — оборвал его Жура, — слазь, да мозгами раскинь, прежде чем рот раскрывать.

Парень обиделся.

— Наш теперь магазин! Для кого же добро-то беречь? Мужики, пошто вы молчите?

Тишина над поляной. Ветер сбивает с ветвей снеговые навивы, и белые пасмы снежинок крутятся в воздухе. Тяжело мужикам мозгами крутить с непривычки. Кто потылицу чешет, кто бороду.

«Складно Егорша сказал, будь он неладный. Холоп… тому ничего не жаль, — думал дядя Жура. — Што дерево срубить, што магазин разорить. Все господское. И господину не жаль. Сорвал рупь — хорошо, не сорвал второй… хм… ломай насос. Господин — не хозяин, а только всего господин. Рабочий человек — тот настоящий хозяин. Рачительный, любящий каждое дерево».

Думали все. Думали трудно. Не о себе, не о семье, а о целом прииске. Вчера еще каждый проклинал его, а сегодня надо сбросить холопью шкуру и хозяином себя ощутить.

— Чтоб на харчи заробить, надо перемыть отвалы от летней промывки, — шепчет Аграфена соседке. — Оно, ежели разбираться, не золото это — злыдни, но если нечего есть и злыдням рад будешь. На хлеб, на картопки там можно намыть.

— Отвалы надо перемывать, — уже громко кричит соседка.

Сход решает: надо перемыть, и немедля. А берешь в магазине — плати. Надо, чтоб магазинское множилось.

Но это пол дела. Только чтоб с голоду не опухнуть.

Четыреста хозяев думают, а бывший управляющий едет в кошевке и посмеивается: «Насос-то шведский. Золотник к нему не добыть, пся крев».

— Товарищи, а если нам помпы из пихт сделать? — крикнул Вавила. — Если штук шесть? Откачаем шахту?

— Однако того… откачаем…

Кинулись к кочегарке, где у стены лежали старые помпы. Да они растрескались и годны всего на дрова.

— Надо новые ладить!

Закончился первый свободный день. Звезды горели, парок клубами вырывался из ртов, когда Вавила с Егором и Лушкой подходили к дому.

— Пропал сегодняшний день, — пожалел Егор.

Вавила ничего не ответил. Он очень устал.

«Не пропал, — подумала Лушка. — Мыслимо дело, из батраков за день четыре сотни хозяев сделать! К старому ни один не вернется. На, господин Аркадий Илларионович, выкуси!

3.

Превратить прямоствольные пихты в насосы да на лютом морозе — большое искусство. Первое дело, из всех прямоствольных, пихт нужно выбрать самую прямослойную, а таких в тайге мало, слои все больше идут винтом.

Поиски пихт отняли целый день. Умельцы ходили на лыжах от дерева к дереву, искали нужные. Их узнают по хвое на пихтовой лапке, по тому, как расположены сучья, по тому, где растет это дерево, кто с ним в соседях. В редколесье дерево извертят и ветер, и солнце. Прямослойное ищи в самой дремучести, где пихты стоят, прижавшись боками друг к другу, как кержаки на молебствиях.

На ветви зима уже набросала снеговые сугробы. Попробуй увидеть ровную лапку под снежным наметом. Версты истопчешь, ища такую пихту. А отыскал — снимай лыжи, обстукай ствол, чтобы снег упал, а тогда забирайся под пихту, ложись головой к стволу и смотри прямо вверх. Увидишь сухие сучки — не годится дерево. Если где-то под гладкой корой увидишь набухший желвак — не годится. И особо смотри, как ветви растут, чтоб одна под одной, чтоб, как ни густа была лапка, а у самого ствола непременно виделось чистое небо.

До самого вечера дядя Жура с ватажкой мял на лыжах сугробы в тайге в поисках нужных пихт.

Найти их, срубить, привезти по глубокому снегу — не просто, но это только начало. Их нужно оттаять, распарить, сделать мягкими и податливыми, как воск. Хлысты длиной по двенадцать аршин в землянки не втащишь. Их зарывали в горячую землю, разогретую большими кострами.

Дядя Жура готовил помпы. Вавила и Егор с бригадой ладили плотину на Безымянке. Надо еще прокопать канаву к отвалам и попытаться их мыть. Справятся помпы с шахтовой водой или нет — никто не знает. Если и справятся, то откачка займет много времени, а харчиться народу нужно сейчас. Может статься, эти отвалы — выручка на всю зиму.

Торопится Вавила с бригадой. Торопится Жура с ватажкой. Начинают работать чуть небо сереет и кончают при звездах.

На третий день Жура начал готовить деревянные трубы для будущих помп. Все свободное население прииска собралось на поляне у шахты, где ходил взволнованный Жура, а его подручные торопливо разрывали валы еще не остывшей земли. Густой пар висел над парилками. Казалось, сама земля горит на морозе и струи белого дыма поднимаются вверх, виснут сероватым туманом над верхушкой копра и сыплют оттуда на землю тонкие, острые ледяные иглы.