Казимеж Брандыс - Граждане

Агнешка засмеялась.

— Что ж тут особенного? — сказала она низким звучным голосом. — Ведь так всегда и бывает: сначала человека учат, а потом он учит других… Правда? — Она с улыбкой посмотрела на Павла.

— Человек, человек! — передразнил ее Кузьнар. — А может, не человек, а курица?

Павел вдруг почувствовал, что ему очень хочется остаться в этом доме. Он еще не во всем разобрался, но у него было такое ощущение, словно он глубоко погружается в жизнь, и дом Кузьнаров полон этой еще неизведанной им жизни, которая, как вода в реке, когда в нее медленно входишь, поднимается все выше, доходит тебе до груди, до сердца. Щеки его горели, он прятал от всех глаза, боясь выдать бурлившие в нем чувства и беспорядочные, спутанные мысли.

Агнешка вполголоса рассказывала Кузьнарам о каком-то происшествии в школе, потом осведомилась, когда вернется Антек, — он должен знать подробности, так как был при этом.

— Боюсь, не сделали бы мальчики какой-нибудь глупости. Для того я и забежала к вам, чтобы расспросить Антека.

Павел наблюдал за Агнешкой, Бронкой и Кузьнаром. Здесь, видимо, отношения сложились уже давно, и он чувствовал себя посторонним. Агнешка в этой семье — свой человек, она подруга Бронки, Антек учится в той самой школе, где она преподает ботанику… Есть множество людей и дел, уже давно им знакомых, вопросов, ими обсужденных, о которых он, Павел, понятия не имеет которые так и останутся ему неизвестными.

— А не встречались вы в П. с моей подругой? — спросила Агнешка, отвечая на взгляд Павла. — Она преподает там в школе Общества заботы о детях. Может быть, вы ее знаете?

Она назвала незнакомую Павлу фамилию, и он, отрицательно покачав головой, уставился в какую-то точку на скатерти. Он готов был сейчас сесть в поезд и отправиться обратно в П., чтобы познакомиться с ее подругой… Но нет, он не поедет, не двинется с этого места, не выжмет из себя ни единого слова. И через минуту-другую Агнешка встанет, скажет: «Ну, мне пора» — и уйдет, а на лестнице подумает, что вот к Кузьнарам приехал какой-то родственник… — И это все, единственный след, какой оставит в ее памяти Павел Чиж.

— Ну, мне пора, — сказала Агнешка.

Бронка начала ластиться к ней и, встряхивая своей челкой, упрашивать, чтобы Агнешка еще посидела, — Антек, верно, сейчас придет.

Но Агнешка уже застегивала куртку. Нет, ей нельзя оставаться дольше.

— Мак ждет меня, он опять будет беспокоиться.

Павел услышал смех Кузьнара:

— Однако твой Мак тебя здорово тиранит! Признавайся, он, наверное, и спит с тобой в постели?

— Нет, — Агнешка улыбнулась. — Когда он был маленький, я его брала в постель, а теперь нет, потому что у него блохи.

И, глядя на Павла, пояснила, что Мак — это двухлетняя такса с несносным характером.

— Раз, когда я вернулась с молодежной вечеринки после полуночи, Мак в отместку прогрыз большую дыру в матраце!

— Ах, вот оно что! — у Павла камень с души свалился. Он расхохотался, вскочил, чуть не опрокинув стул, — и вдруг заметил, что три пары глаз смотрят на него с изумлением.

— Я очень люблю собак, — сказал он и снова сел.

Агнешка казалась растерянной — должно быть, ее немного озадачило его поведение. Подняв руки, она стала поправлять прическу.

— Когда же ты опять появишься, Агнешка? — настойчиво допытывалась Бронка.

«Какая она красивая», — думал Павел. Волосы у Агнешки были такие светлые, словно выгорели на солнце, и, казалось, сухой, горячий ветер взметнул их над лбом. Улыбаясь, она щурила глаза, и тогда брови сходились над коротким прямым носом. На нее любо было смотреть.

— До свиданья! — сказала она, протягивая руку Павлу.

— Та-та-та! — вмешался Кузьнар, толкнув его в спину. — Нет, Павел, не отвертишься. Проводи ее до трамвая, слышишь?.. Бронка, а ты тем временем постели ему, раскладная кровать стоит на антресолях… Если ты во сне не будешь ворочаться, Павел, так она тебя, пожалуй, выдержит.

— Агнешка! — загремел он им вслед на весь коридор. — Только ты смотри не вскружи ему голову!

— Покойной ночи! — откликнулась Агнешка. Было темно, но Павел догадывался, что она покраснела.

Они шли по Электоральной до площади Дзержинского. Улица была уже пустынна. Павел старался идти так, чтобы плечо его не касалось плеча Агнешки. Всего несколько часов он в Варшаве и не успел еще войти во вкус новой жизни, а вот уже шагает ночью по безлюдной улице рядом с незнакомой девушкой! Он искал и не находил слов, с которых можно было бы начать разговор. Агнешка заторопилась и шла теперь немного впереди. Должно быть, сердится. Но за что?

Они вышли на площадь, всю в желтоватых огнях, остановились на краю тротуара. Павел поймал смущенный взгляд девушки — наверное, она не хочет, чтобы он провожал ее дальше.

И неожиданно он разговорился, сам не зная, как это вышло: да, он приехал в Варшаву, потому что в П. ему негде развернуться. Порвал со всем за один час — ну, или вернее, за два-три дня — и уехал сюда в чем был.

— Я никогда не откладываю своих решений, — он усмехнулся со скромностью льва. — Уж если сделаю шаг вперед, так не затем, чтобы отступать! Не умею я иначе, понимаете?

Он засунул руки в карманы куртки и покачивался на пятках. Он был не намного выше Агнешки, но в эту минуту чувствовал себя великаном и даже чуточку тяготился такой силой своего характера.

— Это очень интересно, — сказала Агнешка, закусывая губы.

— Да, — согласился Павел. — Впрочем, мне еще надо осмотреться… Пока я вынужден пользоваться гостеприимством Кузьнаров… Не хотелось бы их стеснять… Но с завтрашнего дня я рассчитываю получить работу в газете, и возможно, что мне дадут и комнату. А Кузьнаров я постараюсь как-нибудь отблагодарить…

— Может, выразите им благодарность в газете? — с расстановкой сказала Агнешка. — Вашего дядю это очень обрадовало бы.

Павел взглянул на нее, проверяя, говорит ли она это серьезно. Он ни разу не встречал в варшавских газетах таких выражений благодарности. Значит, она его вышучивает?

— Я, собственно, имел в виду… — начал он, не зная сам, что имел в виду. Но Агнешка перебила его.

— Глупости! — сказала она, пожимая плечами. — Это у меня так просто с языка сорвалось.

— Какая красивая площадь, — шопотом заметил Павел после недолгого молчания. Оба, стоя рядом, любовались ярко освещенными домами.

— А где вы живете, пани?

Агнешка жила на Жолибоже. Они не спеша перешли мостовую. Павел распахнул куртку, сдвинул на затылок кепку. Вечер был холодный, но ему было жарко.

— Вам пора возвращаться, — сказала Агнешка останавливаясь. — Тут я сяду в трамвай.

«Уже?» — Павел был разочарован. Мысли, которые он хотел ей высказать, мигом разлетелись. Он озирался кругом, словно хотел их догнать.