Казимеж Брандыс - Граждане

Перед Домом партии школьники устроили короткое совещание: куда идти — на мост Понятовского или на Мариенштадт? Свенцкий упрямо настаивал, что ему нужно зайти по делу в книжную лавку на Мариенштадте, и отказывался идти куда-либо в другое место.

— Безобразие! — возмутился Збоинский. — Весна на дворе, а он желает сидеть в духоте!

— Мне до весны дела нет, крошка, — пренебрежительно фыркнул Свенцкий. — А на мост тебе лучше не соваться — еще снесет тебя ветром в Вислу!

Наконец, они двинулись в сторону Краковского Предместья. Тарас шел в развалку впереди всех и заглядывал в глаза встречным девочкам. На углу Смольной он эффектным жестом вынул из грудного кармана гребешок и с невинным видом остановился на тротуаре.

— Нет, сынок, этот номер не пройдет! — взвизгнул Свенцкий. — Ты пойдешь с нами, а Бася сегодня обойдется без провожатых.

Тарас попробовал защищаться, но они потащили его дальше, подталкивая портфелями. С разбегу налетели на какую-то пожилую даму с собачкой. Поднялась суматоха, собачонка набросилась на Видека. Спас положение Тарас. Его неотразимая улыбка почти сразу успокоила и даму и ее четвероногого питомца.

На Краковском было просторнее: они шли, взявшись под руки и заняв всю ширину тротуара. Все были в прекрасном настроении, так как в школе сегодня неожиданно отменили два последних урока, физику и польский: у доктора Гелертовича после второго урока поднялась температура и начался озноб, а Дзялынец вообще не пришел. Так что ученики восьмого «Б» и одиннадцатого «А» были отпущены домой после четвертого урока.

Ресторан на Мариенштадте имел три зала: кафе, читальню и книжную лавку. Мальчики, проголодавшиеся после игры в баскетбол, уселись в первом зале и заказали пирожные и фруктовый сок. Свенцкий ушел смотреть книги — его в книжной лавке уже знали все продавщицы, а Тарас каким-то незаметным образом очутился около юной особы с косичками, которая вместе с подругой в зеленом берете выбирала газеты у прилавка.

Товарищи в благородном негодовании, но не без интереса, следили, как Тарас занимает свою «исходную позицию»: левая нога небрежно отставлена, правая рука — в кармане, глаза прищурены, голова наклонена вперед. Даже Видек присматривался к нему с восхищением.

До них уже доносилось хихиканье школьниц, и Антек, желая отвлечь внимание товарищей, кашлянул и сказал:

— Значит, решено? — он посмотрел на Збоинского и Вейса. — С сегодняшнего дня мы — ударная бригада?

— Факт! — подтвердил Збоинский.

Вейс тоже знаком выразил согласие.

— Только тебе придется подтягивать меня по математике, — шепнул он Антеку.

Антек кивнул головой.

— А тебе меня — по истории… И еще я предлагаю привлечь в бригаду Шрама. Тогда нас будет пятеро.

— Когда же начнем? — с нетерпением допытывался Лешек.

— Может, уже сегодня?

— Постойте, — остановил их Антек. — Достаточно будет начать с понедельника. Значит, в понедельник — ну, хотя бы у меня. А потом по очереди, каждый вечер у кого-нибудь из вас. Идет?

Вейс и Збоинский серьезно закивали головами. Видек с немым благоговением переводил взгляд с одного на другого. Официантка принесла безе с кремом и бутылку фруктового сока. Некоторое время мальчики молчали, занявшись едой, потом Видек сдвинул каблуки под креслом и сказал:

— Позвольте спросить, — вы взяли на себя новое обязательство?

— Гм, — промычал Збоинский с набитым ртом.

— Будем вместе готовиться к выпускным экзаменам, — пояснил Вейс. — Мы решили сдать письменные и устные все на «отлично». Начнем заниматься впятером, а потом хотим привлечь всех остальных и поднять общий уровень класса.

— Ого, это — серьезное обязательство! — заметил В и дек.

— Очень серьезное, — признал Збоинский и наморщил брови с таким видом, словно хотел сказать: «Чего не сделаешь для отчизны?» Через минуту он добавил:

— Не забывай, что мы живем в эпоху, когда люди изменяют течение рек.

— Это верно, — тихо сказал Видек.

Стали вспоминать всякие анекдоты и происшествия на выпускных экзаменах, в течение многих лет передававшиеся из уст в уста. Больше всего легенд сохранилось о каверзных вопросах Постылло, который любил измываться над выпускниками, в противоположность Моравецкому, всегда горой стоявшему за класс.

— На Баобаба можно положиться, — заявил Збоинский. — Помните прошлогоднюю историю с валерьянкой?

— С какой валерьянкой? — удивился Видек.

Антек рассказал всем известный случай на экзамене, когда Моравецкий побежал в аптеку за валериановыми каплями для одного из выпускников, который не совладал со своими нервами.

— И притащил ему еще и мятные конфеты на закуску, — добавил Вейс.

— Нет, вы подумайте, какое свинство! — разразился вдруг Збоинский. — На такого человека все беды валятся, а Постылло — ничего, ходит себе и ухмыляется. Чорт знает что такое!

— А мне придется экзаменоваться у Постылло, — огорченно сказал Видек.

Збоинский махнул рукой.

— Ну, тебе еще не скоро.

Старшие молчали и хмурились, думая о Моравецком. Вейс рассказал, что жене его на прошлой неделе сделали операцию, и результат еще неизвестен.

— Как он переменился со времени ее болезни! — прибавил он шопотом.

— Да, ходит сам не свой, — подтвердил Збоинский. — Раньше все шутил, помните… Сколько смеху бывало на его уроках!.. А теперь что? Могила. И все вроде как отвернулись от него. Например, Ярош…

Антек взглядом остановил его: не следовало при Видеке говорить об этом. Кроме того, в отношениях Яроша и Моравецкого в последнее время не все было ясно. Среди учеников ходили слухи, что вскоре после истории с листовками между ними произошел разговор в кабинете Яроша. Но о чем они говорили, — этого, конечно, никто не знал. Антек и Вейс во второй раз ходили навестить Моравецкого. Он принял их сердечно, но беседа как-то не клеилась. В квартире было пусто, нетоплено, везде — беспорядок. Моравецкий в накинутом на плечи пальто бестолково суетился, разыскивая стаканы и сахар. За чаем они сидели друг против друга, не зная о чем говорить. Учитель, сказав две-три фразы, задумывался. Улыбался он как-то натянуто. Через четверть часа Антек и Вейс поднялись и стали прощаться. Оба вышли расстроенные и до площади Унии не обменялись ни словом.

— Иногда операция помогает, — сказал Видек. — Вот Тарас как-то рассказывал, что его дядя…

— Слушайте, а Тараса-то нет! — перебил вдруг Збоинский. — Куда он мог деваться?

Все озирались, ища Тараса. Но он исчез — у прилавка с газетами не было уже ни души. Збоинский просто окаменел от негодования.

— Вот шалопай! — взвизгнул он. — Говорил я, что с него нельзя ни на минуту глаз спускать! Теперь он пошел с теми пигалицами смотреть с моста на ледоход!