Сергей Герман - Обреченность

— Товарищ майор?..

В небе слышался ровный гул. Слегка приподнявшееся над линией горизонта солнце высветило лавину самолетов, идущих в плотных боевых порядках на полукилометровой высоте.

Ковыляя к аэродрому комполка оглянулся, глянул в небо. Почувствовал, как похолодело в груди и сердце ухнуло куда-то вниз. Бешено закричал дежурному:

— Давай ракету! Быстро! Боевая тревога!

Cо стороны оперативного дежурного глухо хлопнув взвилась красная ракета. Дежурное звено первой эскадрильи младшего лейтенанта Кокорева стремительно взмыло в сереющее небо. Навстречу своей смерти.

Надсадно выла сирена.

По полю в серых предрассветных сумерках уже мчались топливозаправщики. Чихнув закрутился винт первой машины. Взревел мотор, второй, третий.

Подкатила дежурная машина. Летчики полка прямо на ходу выпрыгивали из тентованного ЗИС-5, бежали к самолетам. Ревели двигатели.

Техники тащили ленты к пулеметам БС и ШКАСам, баллоны со сжатым воздухом.

Всюду шум моторов, крики команд, — полк готовился к бою!

Разбегаясь взлетела первая пара. За ней вырулил очередной И-16, набрал скорость, кажется сейчас оторвется от полосы…

Но от летящей эскадры отделилось звено и воющие самолеты с крестами пошли в атаку с пологого пике.

Полунин закричал:

— Давай! Ну давай же, родной взлетай!

И в этот момент перед набирающим разгон самолетом набухла и вспучилась земля. И только тогда раздался звук взрыва. Машина подпрыгнула вверх и, разваливаясь на куски, вспыхнула ярким пламенем.

Летное поле покрылось черными фонтанами взрывов.

Через двадцать минут полка уже не было. Восемьдесят машин сгорели даже не взлетев с аэродрома. Вся полоса была густо усеяна воронками от бомб.

Аэродромные постройки, ремонтные мастерские и склады горели. Черный дым клубами стелился над летным полем и высоким столбом уходил в небо. На краю поля лежала опрокинутая бричка с кастрюлями. Из пробитого пулей бака вытекало что-то темное. Чай или какао, похожие на кровь. По всему аэродрому дымились разбросанные, обугленные обломки.

Все что осталось от авиаполка.

Внезапно, откуда то с высоты, со стороны солнца свалился маленький юркий истребитель Миг- 3. Пристроился в хвост немецкому самолету.

Пошел на сближение быстро сокращая расстояние, вцепившись в хвост мертвой хваткой.

— Кокорев? — поразился Полунин, — живой?

И закричал срывая голос.

— Кокорев! Димка-ааааа! Стреляй сынок!

Словно услышав его крик ударил 12,7мм универсальный пулемет Березина, коротко тявкнули скорострельные ШКАСы и все.

Младший лейтенант Кокорев остервенело давя на гашетку костерил себя сквозь стиснутые зубы:

— Учили тебя дурака стрелять экономно. Теперь кровью умоешься, за то что не слушал!

Полунин покрылся холодным потом. Он понял, что сейчас Кокорева разорвут. Порвут как голодные волки.

Но маленький юркий МиГ-3 упорно шел на сближение с врагом. Газ — до предела. Ближе... Ближе... Раздался треск, заглушивший на мгновение гул моторов. Винт истребителя за доли секунды "размолотил" хвостовое оперение "юнкерса", и тот, словно наткнувшись на каменную стену, тут же клюнул носом и рухнул вниз.

Полунин кинул фуражку о землю, заорал в восторге:

— Что, бля, получил на х…?!

Но МиГ-3 тоже дернулся и стал неуклюже валиться на крыло. Сломанный винт не тянул. Самолет падал словно подбитая птица, но даже в падении летчик пытался планировать, чтобы не упасть и сесть на землю сохранив машину.

Но тут один из самолетов прикрытия ударил из автоматической пушки. МиГ-3 вздрогнул, выпустил узкую струю черного дыма. С каждым мгновением она становилась все гуще и гуще. Самолет скользнул к лесу и пропал за верхушками деревьев.

Через несколько минут где-то вдалеке за лесом раздался взрыв.

На том месте, где располагался военный городок и казармы рвались фугасные бомбы. Кричали умирающие бойцы, ржали раненые кони.

Горели деревянные строения, крыши домов, заборы, деревья. Лопались стекла. Рушились балки.

На одной петле со скрипом раскачивалась дверь кирпичного дома. В воздухе висели гарь и пепел. Казармы были разрушены, вокруг не осталось ни одного уцелевшего каменного здания.

В нескольких километрах от военного городка догорал самолет младшего лейтенанта Кокорева.

Проснулись жители, и на улицах началось столпотворение.

По утренним улицам, в пыли и грохоте бежали обезумевшие от страха полуодетые люди.

Среди них были старики и женщины, бегущие в одних сорочках и кричащие страшными голосами. У многих на руках плачущие дети. Листья деревьев обуглились и почернели от огня. Всюду на земле валялись осколки стекла, обломки кирпичей, поваленные деревья.

— Товарищи… без паники, товарищи. Это провокация! Сохраняйте спокойствие. -Не веря собственным словам метался среди людей заведующий гарнизонным клубом, старший политрук Мохов.

Вся площадь перед городком и казармами была перепахана воронками бомб. Лежали десятки убитых красноармейцев и мирных жителей.

От двухэтажного здания казармы осталась лишь одна внутренняя стена, на которой висел покосившийся портрет Сталина. Но над развалинами штаба реял пробитый осколками красный флаг. Сильно пахло гарью. Черный дым стлался по земле.

Стоя на коленях страшно кричала жена капитана Ракитина. Волосы ее были растрепаны, из-под халата торчала ночная рубашка. На земле перед ней лежала полуголая маленькая девочка с окровавленной светловолосой головкой.

Отбомбившись, самолеты развернулись и, пройдя по горящим развалинам пулеметными огнем, ушли за горизонт.

Наскоро перевязав раненых и торопливо оглядываясь туда, где скрылись самолеты, казаки вскакивали в седла выстраивая лошадей в походную колонну и двинулись на Белосток.

В воздухе осталось висеть облако пыли из под конских копыт. Попав во время марша под очередную бомбежку казаки решили разбиться на эскадроны, чтобы не быть мишенью для самолетов.

Капитан Ракитин был убит осколком. Командование эскадроном принял старший политрук Мохов.

Не доходя до Ломжи, где дислоцировался 130й артиллерийский полк выслали разведку. Через полчаса те вернулись. Старший группы сержант Борзенко доложил:

— Немцы!..на мотоциклах с пулеметам... Наверное разведка. Около взвода, наглые..хохочут. Прут...

Старший политрук почернел лицом.

— Хохочут говоришь? — закричал, — шашки к бою!

Через десять минут озверевшие казаки вырубили немецкую разведку шашками. Это был не бой. Была жестокая рубка. Свистела сталь клинков, слышались выстрелы обороняющихся, редкие вскрики. Под острыми блестящими клинками немцы валились как трава.

Перебив мотоциклистов казаки рассматривали порубленных немцев, вытирaли клинки о конскую гриву.