Сергей Герман - Обреченность

Вокруг лежали убитые, раненые, разбросаны немецкие ранцы, оружие, котелки.

Немецкий офицер, рассеченный по груди, корчился в перемешанной с кровью пыли. Он не хотел умирать и страшно хрипел, выпуская из раны пузыри кровавой пены.

Пулеметчик уткнулся лицом в ящик с пулеметными лентами. Красные волосы на его голове были похожи на задубевшую корку.

Дрожащими руками политрук пытался вложить шашку в ножны. С лицом заляпанным кровью подошел Борзенко. Мохов приказал ему собрать оружие и боеприпасы.

Сержант присел на корточки перед убитым офицером, вынул из его руки парабеллум, сунул себе за пазуху. Из разрубленного шашкой нагрудного кармана достал залитую кровью записную книжку с заложенным в нее серебряным карандашом. Хмыкнул. Сунул карандашик в карман галифе.

Повертел в руках засаленную записную книжонку, полистал исчерченные непонятными каракулями странички.

Бросил ее в пыль.

Порубив немцев решили в город не входить, там уже уже наверняка были передовые части. Решили двигаться дальше и занять оборону вдоль железной дороги.

Весь день отбивали атаки противника.

Но на казаков вновь свалились самолеты. Кони и люди были беззащитны от шквала огня. Появились новые убитые и раненые, и рвал сердца полный боли крик, от которого бросало в дрожь:

— Добейте меня!.. Хлопцы родненькие!.. Пристрелите!..

До самого вечера слышались взрывы, стрельба, стоны раненых и стоны:

— Пить... пить...

Мохов почувствовал, как горячей болью обожгло левую ногу, в горячке он пробежал несколько шагов, пока не почувствовал, что нога ниже колена стала неметь. Сапог был полон теплой, хлюпающей крови. Присев на поваленное дерево, он позвал помковзвода.

— Сержант, подь сюда... Помоги снять.

Осколок застрял в правой ноге. На коже была видна рана, из нее шла кровь.

— Дай нож....

Сцепив зубы полоснул по ране лезвием. Скривившись подцепил ногтями зазубренный осколок, резко дернул.

— Надо бы порохом присыпать, товарищ политрук.

— Некогда. Надо уходить на Волковыск, там наши. Найди мне подорожник.

Борзенко порвал на себе исподнюю рубаху и перевязал политруку ногу. Рана распухла, болела. Сапог не налезал. Пришлось сунуть его в седельную сумку.

На усыпанной листьями земле тут и там лежали трупы убитых лошадей и тела казаков.

***

Дивизионные зенитчики так и не подошли. Выйдя рано утром с полигона, колонна повернула на боковую, обсаженную тополями дорогу. Двенадцать грузовиков с орудийными расчетами в кузовах, тащили 37мм зенитные пушки.

Командир взвода лейтенант Сорока дремал в кабине ЗИС-5.

Перед лобовым стеклом машины зеленым миражом дрожали, плыли у горизонта березовые колки, охваченные красным рассветным маревом. В утренней прохладе висел густой запах полевых цветов и земляники. Натужно завывали двигатели машин.

— Гляньте товарищ лейтенант. И танкистам тоже не спится, - услышал Сорока голос водителя Даниленко.

Приоткрыв глаза лейтенант увидел, что вдалеке навстречу их колонне движутся серые от пыли, низкие, тяжелые машины.

Лейтенант прикрыл глаза от поднимающегося солнца козырьком ладони.

— Тоже с учений идут — предположил водитель.

Танки нырнули в ложбину возле ручья и внезапно появились совсем близко. Они развернулись в одну линию и двинулись по пшеничному полю надрывно ревя моторами, приземистые как бульдоги, широкогрудые, с кургузыми стволами пушек. Отсвечивали на солнце их отшлифованные траки.

— Что же они делают? — мелькнула мысль. — По хлебному полю!

И тут машину подбросило вверх. Почти сразу же лейтенант услышал громкий взрыв. Машина осела на правую сторону.

— Это же!.. — Мелькнувшая в голове мысль так и не успев до конца оформиться в предложение, оборвалась новым взрывом.

— Немцы! — выдохнул водитель, поворачивая к командиру испуганное лицо.

Пальцы Сороки царапали, рвали тугую застежку кобуры нагана.

Застрекотали пулеметы. Из кургузых стволов пушек выпеснулись снопы пламени. Передний ЗИС приподнялся в воздухе, потом вдруг осел и рассыпался на части. Сороке почему то запомнилось катящееся по дороге колесо грузовика.

Зеленело пшеничное поле, а впереди вспыхивали и вспыхивали огоньки выстрелов. Раздался пронзительный вой снаряда, взрыв в середине колонны. Уже горела соседняя машина, рядом колесами вверх валялась покореженная опрокинутая взрывом зенитка. Страшно кричали раненые и обгоревшие люди.

На месте ЗИСа с бойцами первой батареи осталась лишь дымящаяся воронка с вколоченной в землю перекрученной, изрешеченной осколками рамой грузовика. Стоны, мольбы о помощи, лужи крови.

Оглохший от разрывов, Сорока закричал:

— Орудия к бою!

Но не так просто было развернуть громоздкие зенитки на узкой дороге. Серое утро освещалось пламенем горящих машин, стояла вонь тротила, горящей резины. Немецкие танки продолжали методично расстреливать зенитный дивизион на дороге.

Сорока уже понял, они погибают и что жить им осталось всего лишь несколько минут. И тогда Сорока вместе с какими то бойцами немыслимым усилием развернул ствол ближайшей зенитки в сторону выстрелов и кое-как сорвав чехол захрипел:

— Заряжай! В гробину, душу!..

Пыль и дым застилали обзор, невозможно было разглядеть, где танки. Горели машины, уцелевшие красноармейцы метались ища укрытие. Между деревьями он все же увидел серую точку танка, который полз вперед и непрерывно стрелял в него. Сорока дрожащими руками довернул ствол и поймал в перекрестье прицела серый силуэт, плюющийся огнем из короткого хоботка орудия.

Зенитка, — это не полевое орудие, которое нужно заряжать после каждого выстрела. Зенитка автоматически выбрасывает целую кассету снарядов. Ударила короткая очередь. Башня ползущего танка вдруг взлетела на несколько метров вверх, медленно перевернулась в воздухе и упала среди пшеничных волн.

За спиной Сороки вдруг оглушающе грохнуло, резкая волна взрыва швырнула его ниц и ударила спиной о землю. Лейтенант почувствовал, что ему нечем дышать. Краем сознания он сознавал, что еще жив. Что надо уползти как можно дальше дальше от этого страшного места, укрыться, спрятаться от невыносимой боли, рвущей его тело. Из уголка его рта показалась кровь, но лейтенант не замечая ее сполз в канаву и затих, уткнув голову во влажную от ночной росы землю.

Орудие из которого он вел огонь беспомощно повисло на краю воронки. Рядом с обугленным и еще дымящимся колесом лежали тела погибших бойцов. Валялись снаряды, гильзы, разбитые ящики.

Рыча двигателем и гремя гусеницами прямо на Сороку шел танк. Легкий утренний ветерок гнал на лежащего человека космы черного дыма от горящих машин. Тлела гимнастерка на спине погибшего лейтенанта.