Сергей Герман - Обреченность

Судьба распорядилась так, что за этот бой комбат-2 без суда и следствия получил в «награду» пулю в грудь и полное забвение, а командир первого танкового батальона капитан Березин — орден Красного Знамени на грудь.

Фамилию расстрелянного танкиста никто не запомнил. Да ее никто и не спрашивал.

Много в те дни гибло красноармейцев, лейтенантов, капитанов, майоров. Всех разве упомнишь! Чьим-то родным написали в похоронке — «Погиб за Родину»! И за это спасибо. В кому-то — «Пропал без вести».

Примерно в то же самое время под Орлом, обер-лейтенант Фридрих Хенфельд, командир самоходной артиллерийской батареи по своей вине потерял три орудия и они были захвачены советскими частями. Незадачливого офицера ждал приговор военного трибунала. Но командир 4й дивизии генерал-майор Генрих Эбербах, рассудил иначе. Он приказал офицеру отбить свои орудия. Обер-лейтенант был убит в бою через три дня, но умер героем.

Придя в себя, фашисты пустили на конницу танки. Взревели танковые моторы. Ощетинились взрывами стволы танковых пушек.

Осколком снаряда убило Бачира Бек-Оглы. Казак Мележиков на руках вынес из-под шквального огня тело своего политрука.

Когда до немецких танков оставалось всего 400 метров командир конно- артиллерийского дивизиона капитан Чекурда выкатил орудия из зарослей кукурузы.

— Орудия на прямую наводку. По танкам огонь!

Несколько машин вспыхнуло, остальные развернулись и ведя стрельбу из орудий и пулеметов пошли, на батарею.

Еще несколько танков вспыхнули факелами. Остальные через кукурузное поле двинулись назад и, забирая широким полукружьем вернулись в станицу. Пять немецких танков воняя дымом и горелым мясом остались стоять на поле. Рядом лежали тела убитых танкистов. На батарее перевязывали раненых.

Бой с танками — страшное дело. Обоюдно страшное.

Через полчаса лязгая гусеницами и сотрясая землю танки вновь пошли в атаку.

Три раза Кущевская переходила из рук в руки. 216я дивизия не оказала поддержки казакам. В итоге кавалерийский корпус отошел на исходные позиции.

В ожесточенных августовских боях 1942 года и в результате Кущевской атаки казачьи части понесли тяжелые потери.

Но эти смерти не были напрасными, атаки не были бессмысленными. 17й кавалерийский корпус на четверо суток задержал наступление 17й армии и отошел только по приказу Командующего Северо-Кавказского фронта маршала Буденного.

За это время отступающие части Красной Армии сумели привести себя в порядок, заняли новые оборонительные рубежи и вновь оказали сопротивление наступающему врагу.

За эти четверо суток Николай Байбаков, уполномоченный ГКО в Кавказском регионе сумел уничтожить все нефтяные скважины и нефтеперерабатывающие предприятия. Вермахт не получил ни капли Майкопской нефти.

* * *

9 августа 1942 года Красная армия оставила Краснодар и отошла на левый берег реки Кубани, в предгорье, к Горячему Ключу.

Полуторка, с прицепленной к кузову небольшой пушкой, пыля и скрипя тормозами, остановилась у переправы. Еще на ходу водитель выскочил из деревянной кабины, закричал от отчаяния. Прямо у него на глазах саперы взорвали переправу. До подхода немецких танков оставалось несколько минут.

Резко развернувшись водитель дал газ и машина рванула в сторону от переправы. Водитель выжимал из старого мотора все, что было можно. Машина с бешеной скоростью неслась по пыльной дороге.

Немецкая армия вошла на территорию Краснодарского края через северные станицы.

Дойдя до Кущевской, немецкая колонны разделились. Одна вступила в бой, а

другая колонна пошла прямиком на Шкуринскую и Канеловскую.

На ее пути занял оборону спешно сформированный батальон, состоящий из добровольцев непризывного возраста, служивших в Красной армии еще во время Гражданской войны и учеников 9—10 классов.

Наспех переодетым в солдатское обмундирование, сыпанули им в пилотки по горсти патронов, дали одну винтовку на троих и послали в бой против немецких танков.

Новобранцы просили оружие. Командир роты, из запаса, уже немолодой, высокий, сумрачный, молча вглядывался в их лица:

— Нету, хлопчики, нету дорогие! Вот убьют кого, тогда и возьмете.

Обреченно махнул рукой и побежал командовать.

— Ну уж, нет, - казал себе Коля Протасов. - Я с голыми руками воевать не буду.

Выпросил у старшину гранату. Насколько мог заточил о подобранный где-то камень лезвие саперной лопаты. Проходящий мимо старшины долго смотрел на него, потом сказал:

— Вижу сноровистый ты парень. Если не убьют, воевать хорошо будешь. Кто сноровке научил?

— Отец. Он еще в гражданскую воевал.

— Понятно. Батька — то, из казаков?

— Казак.

— Воюет?

— Воюет. Только где не знаю. Ни одного письма.

— Ясно. Ладно, дам я тебе винтовку. Завалялась у меня одна. Пойдем со мной.

Винтовка оказалась без ремня, с побитым прикладом и налетом ржавчины на стволе. Коля раздобыл ружейное масло и любовно протирал затвор ветошью, добиваясь его свободного хода.

Кое как окопавшись, новобранцы сидели в окопах притихшие, раздавленные.

В небе висело слепящее солнце. Серый коршун распластав крылья медленно парил над перекопанной землей, сидящими в окопах и ячейках красноармейцами, укрытыми стеблями кукурузы 47и миллиметровыми пушками.

К самому горизонту, насколько хватало глаз, уходила выжженная степь. Ветер раскачивал сухие будылья кукурузы и стебли горькой полыни. За рекой стояла тишина.

Старшина бережно и экономно курил самокрутку. Он знал цену последней затяжки перед боем. Последней минутки жизни.

— Мне-то што, — говорил он, — я уже пожил и повоевал, да и умирать приходилось. А вот вам придется... все... в первый раз. Я так думаю, что многим и в последний... Держитесь хлопцы. Умирать не страшно.

Внезапно на дороге показалась полуторка. Машина мчалась по едва приметной дороге, затерявшейся среди выжженной степи. Ее трясло и мотало на ухабах грунтовой дороги, полуторка завывала перегретым мотором и скрипела рессорами.

— Танки!.. Тыща танков прорвалась! Окружили! — Истошно орал из кабины водитель.

Комбат не раздумывал. Охрипшим голосом он закричал:

— Батальон! К бою! Командиры рот ко мне!

Политрук Орловский пошел по цепям, приказывая стоять насмерть.

Старшина Яшкин начинавший воевать в 1915 году против немцев, а демобилизованный из Первой Конной Буденного, только вздохнул:

— Семь винтовок на взвод… Конешно на смерть, товарищ комиссар.

Вернувшийся от комбата командир роты приказал старшине:

— Передайте по цепи. Огонь только по команде!

Старшина докурил. Бросил окурок и затоптал его сапогом. Передал:

— Жопы спрячьте, хлопчики. Стрелять только по команде или за мной.