Александр Хьелланн - Праздник Иванова дня

— Вот оно что! Наверно, он уже просрочен?

— Завтра утром необходимо все оформить, но своей подписи я поставить уже не смогу.

Рандульфу пришлось рассказать им все по порядку, и они страшно рассердились на директора банка, — особенно за то, что тот требовал немедленного погашения векселя. Об этом не могло быть и речи.

Эти деньги — 1200 крон — Холк взял взаймы вскоре после приезда в город, когда он решил сменить обстановку в комнате, которую снимал, потому что хозяйская мебель показалась друзьям слишком уродливой. А взять в долг деньги было так легко! В свое время эти деньги пришлись как нельзя более кстати, но он давно уже успел забыть о них.

Пока друзья обсуждали все это, в комнату вбежал Ивар Эллингсен, пунцовый от волнения, и сразу же спросил, знают ли они, что произошло на собрании союза ремесленников. Нет, об этом они еще ничего не слышали.

— Шапочника Серенсена прогнали с поста председателя союза.

— Еще один! — сказал Рандульф.

Но и это было не все. Кроты воспользовались создавшимся положением и, вопреки уставу, полностью переизбрали состав правления. Кроме того, они распустили на собрании слух — теперь он уже распространился по всему городу, — что дочь шапочника окончательно сбилась с пути.

— Эмма Серенсен! — воскликнул Кристиан Фредерик.

Молодые люди ее хорошо знали, потому что она дружила с Констансе Бломгрен, и обе девушки были самые красивые в городе. Все трое набросились на Эллингсена с расспросами.

Но Ивар Эллингсен и сам ничего толком не знал — слыхал лишь, что она с кем-то спуталась — как говорят, с женатым человеком.

Его гораздо больше интересовало то, что подлые кроты, до сих пор не имевшие никакой власти в союзе ремесленников, теперь, в результате незаконных перевыборов, заняли вдруг все места в правлении.

— Да, шапочнику теперь не до праздника, — заметил Рандульф.

— Он, говорят, совсем пал духом, особенно из-за этой истории с дочкой.

— А Иверсен?

— Я его несколько раз видел на улице, но как только он меня замечал, он сворачивал за угол, как… как…

— Как крот, — сказал Рандульф.

— Значит, наш праздничный комитет уже собрался в полном составе! — воскликнул Гарман. — Боюсь, что пастора Дуппе ждать нечего — сигара, видно, не пошла ему впрок.

Остальные попытались было рассмеяться, но не смогли — у всех оставалось какое-то неприятное чувство. Им вдруг показалось, что их слишком мало. Даже неунывающему Холку нанесли удар — он не знал, как выпутаться из этой истории с векселем.

Ивар Эллингсен кричал, бранился, хлопал себя по ляжкам — только не сдаваться! Нечего отступать перед пастором и крупными коммерсантами! Надо выдержать этот натиск, и тогда все горожане пойдут за праздничным комитетом! Тут он раскрыл свой большой бумажник и вытащил образцы плакатов и программ, которые должны были завтра расклеить по городу и раздавать.

От этого настроение у всех улучшилось, и каждый стал отчитываться в том, что успел сделать.

Кристиан Фредерик заверил, что ракеты для фейерверка прибудут вовремя; и это будет совершенно замечательный фейерверк! И постепенно они вновь воодушевились от мысли, что наперекор всему праздник все-таки состоится.

Но в дверь постучали, и в комнату вошла мадам Бломгрен. Ее нижняя губа была уродливо оттопырена, а мелкие морщинки, появившиеся на ее лице с тех пор, как она похудела, подергивались.

Мадам Бломгрен присела к столу. Мужчины молчали. Она переводила взгляд с одного на другого. Потом сказала:

— Вы, господа, небось знаете, что с вашим народным праздником дело не клеится.

— Ну, мадам Бломгрен, не так уж все плохо! — весело воскликнул молодой Гарман.

— Я бедная вдова, — продолжала мадам Бломгрен, не меняя выражения лица.

— Вам нечего бояться, мадам Бломгрен.

— Вы можете сами пройти на кухню, господа, и убедиться, сколько всего закуплено.

— Повторяю вам, мадам Бломгрен, вы ничем не рискуете.

— И Констансе… — начала было мадам Бломгрен, но голос ее дрогнул, и слезы выступили на ее маленьких, заплывших глазах.

— Успокойтесь, дорогая мадам Бломгрен, успокойтесь, — наперебой закричали все и принялись ее утешать.

Ивар Эллингсен, не придумав ничего лучшего, заказал шампанского. И это немного помогло. Сначала они выпили с мадам Бломгрен, а когда она, несколько успокоенная, ушла к себе, они продолжали пить, ободряя друг друга и произнося тосты в честь завтрашнего праздника.

— А что в газетах? Чем они сегодня нас порадуют?

Гарман пошел в читальный зал и принес оттуда все три газеты.

— А! Вот и заявление амтмана! — воскликнул Холк и прочел вслух: «Считаем необходимым обратить внимание наших читателей на то, что распространившиеся слухи относительно участия амтмана в инициативном комитете по проведению праздника в „Парадизе“ ни на чем не основаны, — амтман отнюдь не принадлежит к числу инициаторов праздника. Нам также известно, что никакого содействия этому празднику со стороны городских властей оказано не будет».

В каждой газете в этот вечер была напечатана неблагожелательная заметка о празднике. Все повернули вспять — так извозчичьи лошади, свернувшие по ошибке не в ту улицу, рысью скачут назад, бодро, как ни в чем не бывало, помахивая хвостами, — они ведь привыкли послушно менять направление.

Рандульф взял «Свидетеля истины» и, казалось, углубился в чтение; остальные стали просить его читать вслух.

«Отвратительнее всего, — начал Рандульф, — когда неверующие, легкомысленные люди, стремясь удовлетворить свои низменные склонности, прикрываются из тщеславия именем народа и пытаются окружить свои нечистые намерения фальшивым ореолом народности. Нечто подобное происходило последние дни в нашем городе, когда известные круги стремились пробудить у горожан интерес к так называемому „народному празднику“, который — характерная подробность! — должен был состояться в пресловутом „Парадизе“, месте, пользующемся столь дурной репутацией. Мы не хотим позорить организаторов этого псевдонародного праздника и потому не будем называть их имена».

— Вот, черт, кто же это написал? — воскликнул Ивар Эллингсен.

— Ну, конечно, сам ханжа пастор, — отозвался Холк.

— Нет, — резко сказал Рандульф. — Под статьей есть подпись А. К. Л. Это — Абрахам Кнорр Левдал.

— Нет, нет, этого не может быть! — закричали остальные.

Что и говорить, он опустился, и это весьма печально, но до такого падения он все же не мог дойти, никак не мог.

Тогда Рандульф швырнул «Свидетеля истины» на стол — и все увидели под статьей буквы А. К. Л. Сомнений быть не могло.

Холк и Гарман просто лишились дара речи, а Эллингсен стал клясться, что он публично изобьет Левдала или подаст на него в суд, — вне себя от бешенства он не знал, что и придумать. Все должны узнать, твердил он, что у меня были самые чистые намерения — я хотел доставить радость уличным мальчишкам. Самые чистые намерения. Тем временем все встали — пора было расходиться. Каждый обещал, правда несколько упавшим голосом, прийти завтра — было решено во что бы то ни стало провести праздник наперекор пастору Крусе и всем его кротам.