Александр Хьелланн - Яд

— Вы хотите уехать от нас? Куда?

— Обратно. В Англию.

— Значит, вы отказываетесь от вашей идеи построить здесь фабрику?

— Да, из этого сейчас ничего не выйдет.

Тут фру Венке воскликнула:

— Но позвольте, как же так! Я только что нашла человека, с которым могу поговорить, — и вдруг он уезжает! Нет, нет, это решительно никуда не годится! Расскажите мне хотя бы, почему вы отказываетесь от этого дела? Какие препятствия стоят на вашем пути? Вероятно, ниши господа коммерсанты и эти наши селедочные короли боится за свои скиллинги? Не так ли?

— Это еще не самое худшее, фру Венке.

— Быть может, наши крупные фирмы держатся в стороне от вашего дела?

— Берите выше.

— Выше? Я, право, не понимаю вас.

— Фру Венке, могу ли я доверительно поведать вам, кто посадил на мель мою фабрику?

— Ну конечно же! Вы можете говорить со мной совсем откровенно.

— Ваш супруг…

— Кто? Мой муж? Карстен? Этот эфор?.. Но ведь он так горячо интересуется вами.

— Да, профессор в высшей степени любезен со мной, однако…

— Однако?..

— Однако он не хочет подписываться на мои акции.

— Вот как? Но это удивительно! Карстен, как мне известно, деловой, практичный человек. Послушайте, Мордтман, скажите мне откровенно, так сказать, между нами… верите ли вы сами в ваше предприятие?

Мордтман ответил, порывшись в кармане:

— Вот посмотрите, фру Венке, наш проспект.

— О нет, избавьте меня от этого! Вы просто ответьте мне: вы сами верите?

Мордтман снова заговорил серьезным и деловым тоном:

— Вот взгляните, фру Венке, тут у нас опубликованы анализы.

— Да оставьте вы меня в покое с вашими отвратительными анализами! — засмеялась фру Венке.

Однако Мордтман и после этого продолжал говорить деловым тоном, пытаясь ознакомить свою собеседницу с подробной сметой будущего предприятия. Это позабавило фру Венке. Ее, впрочем, позабавили и те рассказы, в которых Мордтман с живостью воспроизвел свои беседы с местными бюргерами.

Засим Микал Мордтман поднялся и попрощался с хозяйкой.

Но когда он ушел, фру Венке не без досады задумалась. В самом деле, было бы огорчительно, если б Мордтман уехал. Надо будет порасспросить Карстена, почему он не желает взять хотя бы несколько акций, раз из-за него задерживается все начинание.

За обедом фру Венке спросила мужа об этом. И профессор тотчас ответил, что он принципиально не вкладывает деньги в местные предприятия.

— Но ведь это же коммерчески выгодное предприятие! — воскликнула фру Венке.

— Да, может случиться, что дело будет выгодным.

— Ответь, Карстен: ты сам веришь в эту фабрику?

— Откровенно сказать — нет. Впрочем, возможно, что я плохо разбираюсь во всех этих вопросах практической химии. Однако остальные наши дельцы и вовсе в этом не разбираются. Обычно из таких предприятий ничего путного не получается.

— Да, но управлять фабрикой будет Мордтман! А уж он-то, наверно, отлично разбирается в этих практических вопросах.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Во всяком случае, фирма его отца не очень-то уважаемая фирма. А что касается английского дома, о котором говорится в проспекте, то сей английский дом, сколько мне известно, не состоит пайщиком будущего предприятия.

— Но ведь в Англии Мордтман сам управлял крупным предприятием, которое давало прибыль…

— Ты что, Венке, недавно беседовала с Микалом Мордтманом?

— Да, сегодня утром он был у меня с визитом. И он рассказал мне о своих затруднениях. Наши местные торгаши не хотят подписываться на акции, прежде чем не подпишешься ты!

Профессор Левдал, усмехнувшись, сказал:

— A-а, теперь мне понятен твой разговор. Господин Мордтман весьма ловко рассчитал свои шаги.

— Фу, Карстен, — произнесла фру Венке, — не все же люди так расчетливы, как ты сам. Мордтман говорил со мной простодушно. Ему и в голову не пришло просить меня, чтоб я вмешалась в его дела. Да я и сама тогда совсем об этом не думала.

Профессор снова усмехнулся:

— Ну, этот Мордтман — истинный…

— Ты хочешь сказать: «истинный бергенец»? — не без горечи спросила фру Венке.

— Да, я хотел сказать что-нибудь вроде этого, — ответил муж. — А впрочем, Венке, если ты хочешь принять участие в предприятиях Мордтмана, то, ради бога, — я возьму столько акций, сколько ты пожелаешь. Ведь, в сущности, деньги твои.

— Карстен! Ты отлично знаешь, что я не занимаюсь денежными делами. И уж во всяком случае я не желаю, чтобы ты ради меня покупал какие-нибудь акции!

Такого рода разговоры нередко приводили фру Венке в раздражение, и это обычно заставляло мужа быть мягким, сдержанным. Поэтому он добродушным тоном сказал:

— А по-моему, дорогая Венке, ты должна иметь хотя бы несколько акций Мордтмана. Во-первых, тебе хочется их иметь, а во-вторых, мы этим удержим дорогого гостя в нашем городе.

Абрахам сидел за столом и украдкой посматривал на родителей. Он ничего не понял из их разговора, но вместе с тем ясно увидел то, что нередко видел и прежде, — мать сердится и раздражена, а отец приветлив и даже благодушен.

После обеда Абрахаму предстояло обычное занятие — готовить уроки с маленьким Мариусом. Однако охоты к этому у Абрахама не было. Стояли первые дни мая, и школьникам надлежало тщательно проштудировать все предметы для того, чтобы подготовиться к ужасным экзаменам, которые решали судьбу маленького Мариуса.

Тот и в самом деле усердно сидел над книгами, но Абрахам с каждым днем терял это усердие. Быть может, потому, что теперь все ярче и ярче светило солнце, в небе не было ни облачка, а на кустах крыжовника уже появилась молодая зелень.

Сегодня у Абрахама было сумасшедшее настроение. Вместо занятий греческим и математикой он предпочел шутить и дурачиться, что привело в ужас маленького Мариуса. Мариус то смеялся, то принимался упрашивать Абрахама, чтобы тот перестал шутить. Наконец Абрахам сбросил книги со стола и неожиданно сказал:

— Мариус, пойдем покатаемся на лодке! Захватим удочки! Поудим рыбу…

Конечно, у маленького Мариуса не хватило мужества противостоять предложению. И этот прелестный тихий весенний вечер ребята провели в лодке, усердно занимаясь ловлей мальков.

По этой причине следующий день прошел для Мариуса весьма неблагоприятно. Уже одно сознание, что он готовил уроки не столь старательно, как обычно, смущало Мариуса и придавало его ответам излишнюю неуверенность.

К тому же на урок латинского языка пришел сам ректор, чтобы послушать ответы отличных учеников.

Для преподавателя Олбома такое посещение имело особое значение. Он решил показать ректору, как успешно продвинулись в своих знаниях его лучшие ученики. Сообразуясь с этим, Олбом вызвал сначала Брока, а затем Мариуса.