Александр Хьелланн - Яд

Ведь когда ее сын был совсем маленький, она тысячу раз обещала себе до конца довести эту борьбу за него. И вот он теперь вырос. И больше всего нуждается в том, что она обещала. А разве она может ему сейчас сказать: «Вот перед тобой — твоя верная мать!»

Разве может теперь Абрахам чувствовать к ней то же доверие, что и раньше?

— Нет, — громко произнесла Венке. И эти ее слова глухо и печально прозвучали в пустой комнате. — Нет, не может.

Да, нет никакого сомнения — она проиграла. Она проиграла и тогда, когда произошел этот инцидент в школе, проиграла и в вопросе о конфирмации. Она отказалась от своих принципов, изменила самой себе. И навсегда потеряла доверие сына. Он прежде никогда не видел ее неуверенной и колеблющейся. Но в этих двух случаях — самых значительных в жизни Абрахама она потерпела поражение.

И чем, какими мотивами она оказалась побеждена? Боже мой! Все эти мотивы и доводы казались ей теперь такими жалкими по сравнению с ее высоким долгом перед сыном. Но нет, не в этих доводах дело. Не доводы, а Мордтман отнял у нее все ее силы. Это из-за него, поглощенная им, она оставила сына. Оставила? Не оставила, а предала сына!

Венке задумалась о своих отношениях к Мордтману. И теперь эти отношения показались ей грязными и недостойными. Да, конечно, она любила его. И даже временами ей казалось, что это счастье — принадлежать ему, быть рядом с благородным и смелым человеком, свободным от предрассудков и лжи.

Но все же, была ли Венке готова пожертвовать ради него своим домом, своим добрым именем, своим сыном, своим положением и мужем? И когда она взвесила одну за другой все эти ноши, которые ей приходилось нести, а затем боязливо взглянула на свою любовь, то сам собой получился вывод: она слишком немолода, чтобы отдаться этой ни с чем не считающейся любви, которая искушала блаженством и была требовательна, как долг. Она достаточно хорошо знала жизнь и поэтому не строила себе никаких иллюзий; помимо того, она была слишком порядочна и верна семейному долгу.

Однако мысль о том, что ей придется продолжать прежнюю жизнь с мужем, показалась ей еще более невыносимой. Она содрогнулась от всей той фальши, которую Карстен нес с собой. И поэтому спасти ее, все ее внутреннее существо, мог только разрыв — разрыв со всей его болью, нестерпимой и оздоровляющей. Только после разрыва могла у нее начаться, невзирая ни на что, новая жизнь — жизнь с Мордтманом.

И вдруг оказалось, что она не могла пойти на разрыв с мужем — ведь она ожидала ребенка.

На мгновенье Венке забыла всю свою печаль. Она почувствовала острую жалость к этому будущему ребенку, которому его мать не протягивала навстречу рук с нетерпением и любовью и которому вообще никто не будет рад.

Нет, она не может быть настоящей матерью для будущего ребенка. И она не друг для своего сына, не истинная жена для своего мужа. Она ничего собой не представляет. И разве не лучше для нее уйти своим путем?

Нет, смерть никогда ее не страшила. И Венке нередко обращалась к мысли добровольно уйти из жизни. Она точно знала, что мужество не покинет ее, если такое решение будет принято. Она всегда иронически улыбалась, когда слышала высокомерные суждения о том, что люди, решившие исключить себя из числа живущих, — трусы. Мысль о самоубийстве была издавна так близка Венке, что она знала — чтобы решиться на это, требуется мужество.

Вихрь всех этих мыслей крайне утомил ее, и она погрузилась в тихое и мрачное раздумье. Да, да, будет лучше всего — и для нее и для других — признать себя побежденной жизнью и уйти совсем, вместо того чтобы жить ложью и по частям отказываться от того, за что она боролась. А боролась она за полную и ясную правдивость и на словах и на деле. И вот именно это она и предала.

Но ведь она не одна. Имеет ли она право увести из жизни другое существо? Смеет ли она погасить свет жизни, прежде чем он будет зажжен?

Новые и тяжелые сомнения охватили Венке. Она почти реально ощутила возле себя беспомощную детскую головку, которая доверчиво тянулась к ней.

Как поступить в таком случае? Какой избрать выход? Кто, кто сможет посоветовать ей?

Но вот в передней раздались шаги. Это пришел муж, которого она не ждала так рано — был всего девятый час вечера.

Вероятно, с мужем она обязана поговорить об этих своих сомнениях? Ведь он — ее муж, и он владеет половиной той маленькой жизни, которую она решила было погасить.

Муж оставил в передней свою трость и приоткрыл дверь ее спальни.

— Тут кто-нибудь есть? — спросил он.

— Да, — ответила Венке, не поднимаясь с дивана.

— Ты одна?

В голосе мужа были какие-то нотки, которые побудили Венке встать и торопливо зажечь лампу. Однако при этом руки ее так дрожали, что зазвенело стекло, ударяясь о колпак.

— Что-нибудь случилось с тобой? — спросил муж, беспокойно прохаживаясь по комнате.

Он задал этот вопрос с какой-то злобной и кривой усмешкой на губах.

Венке ответила с упрямой настойчивостью:

— А по-моему, с тобой что-то случилось.

— Да, ты права — со мной кое-что произошло. И об этом я хотел с тобой поговорить… Однако, боже мой, как ты дурно выглядишь!

У Венке было расстроенное и заплаканное лицо, но она не захотела говорить мужу о своем душевном состоянии. Ей вдруг захотелось сделать вид, будто она не понимает, что он имеет в виду ее заплаканное лицо, и, воспользовавшись случаем, сказать ему о своей беременности. Она произнесла:

— Я дурно выгляжу? Ну, это понятно почему. Мне казалось, что ты знаешь о причинах…

— Знаю о причинах? О каких причинах?

— Нет, ты не понял меня…

Венке замолчала. А муж, схватившись руками за голову, пристально посмотрел на жену тем взглядом, каким обычно врач осматривает своего пациента. При этом он бормотал что-то невнятное.

— Карстен, ты о чем говоришь?

— Я? Нет, я говорю: посмотрим, посмотрим, что будет…

— Я боюсь, что ни у тебя, ни у меня не лежит сердце к малютке.

— К какому малютке?

— К нашему ребенку, Карстен. К бедному нашему малышу.

Профессор Левдал резко повернулся к жене. И тут его бледное лицо исказилось уничтожающей усмешкой.

— Ты говоришь — к нашему? — произнес он отчетливо.

Венке, ничего не понимая, на секунду взглянула в его искаженное лицо.

— Карстен! — крикнула она. — Что ты сказал?

Муж, не отвечая, направился к двери, чтобы уйти, однако у выхода он снова обернулся к жене. Полуседые волосы его были взлохмачены, и глаза горели, как у зверя, который вырвался из клетки на свободу. Оскаленным ртом он крикнул ей хрипло и задыхаясь:

— Я не верю тебе ни в чем!

Она с криком бросилась за ним и подняла руку, чтобы его ударить. Но он поспешно вышел из передней. И тогда Венке отказалась от этого намерения. Однако она оставила это свое намерение только лишь потому, что не смогла бы ударить его с той уничтожающей силой, которая свалила бы его с ног.