Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Арест полностью отрезал Кутепова не только от связи со своими подчиненными («с моими воинами», — как говорил он), но и со всем миром. Газеты и всевозможные почтовые отправления доставлять сюда было запрещено. И даже пища проносилась в готовом виде на дом. Кутепов чувствовал себя, как медведь в клетке. Впрочем, раздумывая над происшедшим и анализируя свои действия, он приходил к одному успокаивающему выводу: поступил правильно, не допустив кровопролития на братской славянской земле. Не время. Инициатива принадлежала противнику, нанесшему упреждающий удар. Время еще покажет его правоту, бескомпромиссность его действий — временного отступления во имя великой идеи всемирного славянства. С другой стороны, что идеи, что теории?! Сколько месяцев провел он в практической работе, придумывая тактические решения по мгновенному взятию этого проклятого города и началу большой военной кампании, которая сделала бы Кутепова первым человеком в среде русской эмиграции. Время представлялось упущенным — как ни крути, как ни обманывай себя...

Начальник бывшей Дроздовской дивизии (а ныне полка) , «популярный герой войны» генерал Туркул, находящийся во главе своих испытанных «дроздов» в городе Севлиево, с первых дней пребывания на болгарской земле занимал определенную, четкую позицию. «Наш маленький городок попал под действие разнузданности врангелевцев, — писала местная газета. — Мы стали свидетелями многих сцен, творимых ими и не свойственных нашим нравам и обычаям (насилия над девушками, распространение венерических болезней, скандалы в публичных местах). Генерал Туркул присвоил себе право производить обыски и аресты граждан, заявляя в ответ на протесты, что «настроение граждан его не интересует и он живет здесь самостоятельно».

В настроениях горожан, увидевших ненавистного генерала под конвоем болгарских солдат и жандармов, сомневаться не приходится. Туркул покидал Севлиево по принуждению. До стрельбы и этот боевой генерал дело защиты своей особы («от коммунистов, жидов и продавшихся им болгар») не довел. Не получил приказа от Кутепова, испугался последствий, — кто знает? На казарменном дворе, на окраине городка, был выстроен полк. Генерал Туркул отдал последнее приказание: полку походной колонной следовать на железнодорожную станцию для проводов своего командира.

На привокзальной площади собралось много народа. Из толпы раздавались гневные и издевательские выкрики, свист, улюлюканье. Вместе с генералом покидала Севлиево его жена Софья Антоновна с трехлетней дочерью Тамарой. Туркул, стоя на верхней ступеньке вагона, попытался было сказать речь.

— Все ныне попрано! — крикнул он. — Изгваздано, попрано и заблевано. Но я знаю: мои «дрозды» доведут дисциплину до сверкания. Литые воины сломят врага. Верю!..

Во что верит генерал, оставалось невысказанным: Туркулу решительно предложили зайти в вагон. Чуть позднее берлинская монархическая газета «Руль» так закончила эпизод прощания полка с любимым командиром: «Все плакали. И сам генерал Туркул. И когда вновь назначенный командир полка крикнул отъезжающему: «Ура!» — полк не мог подхватить приветствия из-за громких рыданий...» Трогательная картина!

На следующий вечер после ареста начальник болгарского гарнизона в городе Велико-Тырново принес Кутепову неприятное известие: сам Топалджиков - — начальник штаба болгарской армии — приглашал генерала Кутепова прибыть в Софию под честное слово, что командиру 1-го корпуса гарантируется возвращение в Тырново.

Кутепов и его жена, капитан Мащенко и несменяемый, проверенный вестовой Федор Бенько выехали в столицу и остановились в гостинице «Болгария». Инициатива была вновь вырвана из рук считавшего себя предусмотрительным Александра Павловича. Сначала его уговорили задержаться в отеле на три дня. Потом нанесший ему визит Топалджиков попросил, как о величайшем одолжении, послать в Тырново телеграмму о задержке по неотложным делам. Исключительно для успокоения войск и могущих вспыхнуть нежелательных эксцессов. Кутепов подчинился. Внезапно исчез адъютант.

Утром следующего дня Кутепова подвергли допросу в присутствии Шатилова и Вязьмитинова. Обстановка была напряженной, унизительной. Русским генералам запретили говорить между собой. Лишь отвечать на перекрестные вопросы. В руках Топалджикова и других допрашивающих находились документы, изъятые в разведывательном отделе незадачливого полковника Самохвалова. С их помощью русским генералам предъявлялось обвинение в «попытке свершения государственного переворота».

Вязьмитинов заявил: «Документы фальшивые, они подкинуты Самохвалову».

Шатилов, протестуя против широко организованной провокации, совершенной опытными «каиновыми» руками, в качестве примера привел приказ Врангеля, скрепленный его, Шатилова, подписью и посланный из Дубровника. Шатилов сказал: «Ни я, ни генерал Врангель в Дубровнике не были. Это легко можно проверить через вашу дипломатическую миссию в Белграде. Во время, означенное в приказе, я посетил Софию — что также легко проверить по книгам «Сплендид-отеля», где я в то время квартировал». Кутепов на предложенные ему вопросы отвечать отказался.

Вязьмитинов, оправдывая наличие в канцелярии Самохвалова списка «агентов», пытался представить его перечнем людей, кому следовало нанести пасхальные визиты. Самохвалову же поручалось охранять главнокомандующего во время его визита в Болгарию. Топалджиков выразил недоверие: зачем принимать меры к охране Врангеля в Болгарии, если правительство отказало ему в визе? Кутепов вновь решительно повторил что на задаваемые ему вопросы отвечать не намерен.

Шатилов попросил обязательно запротоколировать: на втором документе правописание букв «П», «С» и «В» не соответствует рисункам, употребляемым им. Попросил карандаш и принялся показывать.

Один из допрашивающих спросил Шатилова: не его ли рукой подписан документ?

Шатилов ответил, что роспись весьма похожа, хотя в ней и есть небольшие отклонения.

Допрашивающий заинтересовался: кто мог бы так похоже скопировать подпись начальника штаба русской армии?

Шатилов заявил, что не имеет об этом никакого представления.

Допрашивающий проронил: нет ли определенного соответствия между его росписью и росписью генерала Миллера, который, как известно, заменил Шатилова на посту по приказу главкома 27-го марта?

Шатилов ответил, что этого он не знает, никогда росписи не сопоставлял — это в компетенции специальной графологической экспертизы.

Вязьмитинов устыдил Шатилова, обвинив его в малодушии. Между ними возникла перепалка, резко оборванная Топалджиковым. Допрос продолжался...