Педро Касальс - Посредник

...Наш разговор с Педро Касальсом, проходивший в Барселоне, много месяцев спустя продолжился в Москве, где писатель давно мечтал побывать.

— Главное сейчас для всех литераторов, в какой бы стране они ни жили, в каком бы жанре они ни работали, каких бы взглядов и убеждений ни придерживались — сохранить мир на земле, уберечь человеческую культуру и цивилизацию. А для этого надо беспощадно разоблачать тех, кто безответственно играет судьбами человечества, ставя его на грань термоядерной катастрофы. Ради этого я пишу и буду писать...

Пожелаем же Педро Касальсу, чтобы в этом благородном деле ему и дальше сопутствовал успех.

Хуан Кобо

Восседая за столом словно патриарх, Хуан Сала откусил кончик гаванской сигары и привычно сплюнул табачную крошку. Описав в воздухе крутую дугу, табак упал на белоснежную скатерть совсем рядом с рукой хозяина дома. Сам того не сознавая, Сала всегда метил в одну и ту же точку, хотя табак и не достигал цели, падая где-то посередине траектории. А на той стороне стола сидел Хорхе Тена, муж единственной дочери Салы, который на протяжении всего обеда ждал, когда же последует плевок в его сторону. Как только это произошло, Тена, убедившись, что и на этот раз он все точно предвидел, почувствовал странное облегчение.

За столом собрались люди, которые, согласно родственным связям и брачным обязательствам, составляли нечто такое, что принято называть семьей. На деле, однако, их связывали отношения, мало отличающиеся от существующих в волчьей стае. Всем заправлял старший, Сала. А Тена ожидал подходящего момента, когда удастся занять его место.

Коммерсант-посредник Хуан Сала относился к браку, как к обычной торговой сделке, а потому никак не мог простить Тене, что у того не было своего состояния. Замужество дочери, с точки зрения Салы, было сделкой убыточной, оно нанесло серьезный удар по успешному обогащению семейного клана. Хотя зять был врачом с широкой практикой, Сала не испытывал к нему ни малейшего уважения, ибо высоко ставил только те семейные узы, которые укрепляются за счет новых земельных владений и недвижимого имущества.

Сидя за кофе, все покорно слушали монолог главы семейства, который хвастался своими последними торговыми удачами. Ведя дела с партнерами из более высоких социальных кругов. Сала перенял у них манеру говорить громко и уверенно и теперь, стараясь выглядеть властным, неуклюже подражал тем, с кого пытался брать пример.

Две служанки в черных форменных платьях и белых передниках внимательно следили за каждым движением гостей, послушные воле супруги Салы Монтсе, которая с непроницаемым выражением лица созерцала ритуал воскресного обеда. Время от времени, когда Сала путал слова или мешкал, подбирая нужное выражение, Тена и Монтсе незаметно переглядывались. Хуана — дочь Монтсе и Салы — сидела тихо, чем-то напоминая испуганного зверька: остальные родственники чувствовали себя статистами в этом представлении.

Густой туман так плотно окутал Вик, что из окон можно разглядеть было только ближние деревья в саду. В самом доме поражал контраст между изяществом мебели, приобретенной еще родителями Монтсе, и теми предметами, что купил сам Хуан Сала — в том числе два слоновых бивня, которым подстать был массивный браслет чистого золота, красовавшийся на руке хозяина дома.

Закончив обед, Сала позвонил в колокольчик, после чего мужчины уселись играть в карты. Тена не пожелал участвовать в игре, он опустился в массивное кожаное кресло, намереваясь поговорить с тещей — лишь им одним в этом доме было что сказать друг другу. Женщины ушли с Хуаной в детскую, где ребятишки уже принялись ломать игрушки, только что подаренные дедом. Разговор зашел о бесконечных заботах, связанных с воспитанием отпрысков. Потом кто-то включил телевизор, и мамаши вместе с детишками замолчали, уставившись в экран, на котором замелькал мультик. Воспользовавшись этим, Хуана вышла из детской.

Дом Салы, а точнее, Монтсе, поскольку именно она получила дом в наследство от родителей, представлял собой огромное прямоугольное строение, воздвигнутое два столетия назад. Стены его были без малого в метр толщиной, на втором этаже размещались спальни, мансарда была отведена для прислуги, а первый этаж предназначался для общих комнат. Хуана вошла в гостиную, где за английским ломберным столиком мужчины играли в карты. Никто не обратил на нее внимания. Тогда она прошла к большому окну, где сидели ее мать и муж, поглощенные разговором, — они и вовсе на нее не посмотрели. Хуана вернулась в детскую; было похоже, что ребятишки и их мамаши даже не заметили ее отсутствия, — настолько захватил их очередной фильм из мультипликационной серии «Багз Банни».

К вечеру туман сгустился еще больше. Сала просил дочь остаться переночевать, ведь в такую погоду спускаться отсюда, с гор, в Барселону было небезопасно. Хуана посоветовалась с Теной, но муж наотрез отказался, о чем она и сказала отцу — Сала и Тена разговаривали между собой лишь в случае крайней необходимости.

Перед ужином глава семьи, решив немного размяться, отправился на склад. Расхаживать между штабелями консервных банок, ящиками с химическими средствами, длинными рядами всевозможных бутылок было его излюбленной прогулкой. Взирая на это нагромождение разнообразного добра, Сала чувствовал себя на верху блаженства, омрачаемого нынче лишь тем, что Хуана и внуки подвергают себя риску, уезжая из Вика в такой густой туман.

Традиционный обед, собиравший по воскресным дням всю близкую и дальнюю родню, окончился. Хуан Сала, положив руку на плечо зятя, доктора Хорхе Тены, предложил ему небольшую экскурсию, намереваясь поразить воображение неискушенного в делах молодого человека.

Коммерсант повел доктора в гараж невероятных размеров, напоминавший крытую стоянку для грузовиков, и усадил его рядом с собой в американский лимузин золотисто-коричневого цвета.

Сала, которому уже стукнуло пятьдесят, был курносый, грубо скроенный, с багровым цветом лица. У Тены, наоборот, черты лица были тонкие, весь он как бы состоял из полутонов, а вся его фигура была словно вытянута вверх, как в скульптурах Альберто Джакометти. Стоя рядом, они представляли живописную пару.

Проехав ворота, они стали подниматься к «Ла Троне» по извилистой узкой дороге, на которой автомобиль казался и вовсе огромным.

Спустя час, не проронив за все это время ни слова, они свернули на лесную просеку. Мягкая подвеска ограждала их от неудобств неровной дороги, а бесшумная печка приятно овевала теплом.