Антон Кулаков - Дерево и пень[СИ]

Павел встал с дивана — одновременно с этим в гостиную вошла Вероника — она сильно изменилась — лицо немного осунулось, косметики практически не было.

— Здравствуй, Паш… — с надеждой сказала Вероника, но тут же осеклась.

— Я уже убегаю, — ответил Павел, — был рад тебя видеть… Марк, — Вероника проводила грустным взглядом его поспешное бегство.

Павел ушел. Марк закрыл за ним дверь и вернулся в гостиную. Вероника уже сидела на диване и смотрела на спящего Ванечку. Былой лоск этой очаровательной девушки сошел на нет — перед Марком была почти опустившаяся женщина, которая не следила за собой, изводила себя и не находила выхода из тупика, в котором оказалась. Она смотрела на ребенка, на его невинный сон и говорила?

— Как ангелочек… А я уже не смогу… Я теперь пустая порода — ничего во мне не народится.

— Ты тяжело переносишь потерю Павла, — участливо спросил Марк.

— Да, переживала. А сейчас мне скорее все равно — внутри все сожжено — как будто огненный дождь прошел. Внутри вообще пустота. Я только потом поняла, что аборт делать нельзя было — у меня бы так осталось хоть что–то от нашей связи…

Повисла пауза.

— А все потому, что Настя послала свою секту…

— Но Вероника, — сказал Марк, — раз он сразу предпочел тебя ей — значит он любил только ее, а тебя…

— Использовал как временное убежище. Но Марк, — подняла руки Вероника, — он же даже не позволил мне оставить в себе частичку его.

— Подожди, ты сама же захотела…

— А я и хотела, — заплакала Вероника, — я только потом осознала что совершила самую страшную глупость. Я осознала это, когда уже сидела в этом кресле, и в меня входил металл, убивший моего ребенка… Господи, кто же надоумил эту религиозную истеричку бросить ее чертову секту… Кто?

— Я… я говорил с Настей некоторое время назад на эту тему, — сказал Марк и понял что его опять подвело чувство высшей справедливости так как Вероника смотрела на него очень враждебно.

— Ты хочешь сказать что это был ты? Это ты надоумил эту тощую суку бросить ее секту? Это сделал ты?

— Я…, — Марк не знал как выправлять ситуацию — она вышла из под его контроля. И зачем всегда говорить правду — ведь только пострадаешь лишний раз от своей правдивости! Сколько раз он себя за это корил, — да. Я боюсь, что это сделал я.

Вероника смотрела на него глазами полными жаркой ненависти.

Возле тихого сельского кладбища стояли два автомобиля. Темный Вольво, на котором приехали Александр и его мать и черный катафалк, на котором привезли гроб с Денисом. Вокруг безмолвных могил стояли высокие березы с сильными стволами и черно–белым рисунком, который не создавал ощущения траура над пространством. Елизавета настояла, чтобы Дениса похоронили подальше от Озерска — нашли это кладбище — в Тверской области, далеко от Озерска, далеко от несчастной Вики, которая по прежнему мучилась в тюрьме и даже не подозревала, что ее сын уже умер. Свекровь и муж даже не удосужились сообщить ей эту новость — передали в тюрьму сообщение и повезли гроб в глушь — где никто и никогда не поинтересуется, кто покоится в свежей могиле без памятника. Скоро могила зарастет сорной травой, постепенно исчезнет бугор… И будто никого и не было здесь. Не существовало никакого Дениса, который родился от порочной связи, да, собственно и связи то этой не было.

Как только гроб опустили в яму и начали засыпать землей Елизавета вздохнула. Ее тайна теперь зарыта здесь, на этом кладбище. Теперь надо уничтожить данные о том, что этот ребенок когда либо существовал — и тогда Вика уже не сможет ничего доказать и останется в тюрьме до Страшного суда.

Когда Александр и его мама сели в автомобиль, внезапно Сашу разбил сильный кашель:

— Ты чего? — испугалась Елизавета.

— Да поперхнулся, — ответил Александр.

Но кашель снова вернулся, когда они приехали домой. Елизавета собралась заварить чай, как вдруг ее сына снова разбил тот самый тяжелый, страшный кашель, с которого все началось у Дениса… Очень скоро Александр ввалился в кухню, он дергал руками и хватал воздух ртом, как рыба, которую выбросило на берег:

— Ма…ма, — хрипел он, — ввввврраааачааа…

Елизавета от неожиданности выронила фарфоровый чайник, который только что вымыла, вскрикнула — чайник разбился — и бросилась на помощь сыну.

— Сашенька, что с тобой, — запричитала она.

— Вы…зови… врааача…, — хрипел Александр.

— Господи, только не то, о чем я подумала, только не эта страшная болезнь, от которой все умирают, только не это, — бубнила она себе под нос, пока бежала к телефону.

С кухни раздавалось кряхтение Александра и странный свист.

— Алло… скорая помощь? — закричала Елизавета, — мой сын задыхается… НЕТ — сорвалась она на визг — это НЕ ТО САМОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ! Это не оно! — истерика продолжалась, Елизавета никогда не признает за собой ничего, даже то, что ЭТО может быть как раз ТО САМОЕ заболевание! — Приезжайте скорее…

Она продиктовала адрес и положила трубку. Вбежав на кухню, она увидела, что сын лежит на полу без сознания. Он очень тяжело дышал…

На другом конце города в это же самое время шла борьба за жизнь другого человека — и этой несчастной была Вика.

Утром этого дня к ней в камеру заглянула одна из надзирательниц. Она присмотрелась к сидевшей в камере Вике и прищурилась:

— Убийца, можешь расслабиться!

Молчанием ответила камера.

— Эй, ты, ненормальная, — повысила она тон, — я к тебе, сука, обращаюсь.

Вика повернула в ее сторону голову, но не сказала ни слова.

— Ты нормальная вообще? Умом тронулась?

— Сама ты с головой не дружишь, — хладнокровно ответила Вика.

— Ах ты, тварь! Будет мне всякая мразь говорить такие вещи!!! Так слушай, дрянь, можешь свой концерт обиженной матери прекратить.

Вика изменилась в лице.

— Твой ублюдок сдох в больнице!

Вику убила эта новость — она сорвалась — бегала по камере, громко кричала, ревела, пока слез не осталось. Из нее вырвали частичку того, что еще могло спасти от полного сумасшествия — а именно то, ради чего жила — сына. Вся остальная жизнь и все мотивы были благополучно пропущены и проигнорированы. После того, как первый эффект от новости прошел — пошла вторая волна — совершенно собой не владея, Вика забралась на спинку кровати. В этот момент она увидела что оконное стекло скручивается к центру и резко темнеет до темно–коричневого цвета. Вика завизжала и выполнила прыжок вниз головой, вероятно рассчитывая разбиться об угол тумбочки. Но она промахнулась и упала на пол, перевернувшись. В этот момент на шум в камере обратили внимание — Вику практически вынули из петли, которую она связала из простыни.

К спасенной от самой себя девушке пришел Булюкин: