Александр Ройко - Всегда вместе Часть І "Как молоды мы были"

— Вот как! И где же?

— В Великобритании, точнее в Англии.

— Оп–па! Но какой же там отдых? Там же нет тёплого моря. А, — догадалась Люба. — Это у вас практика будет. Но почему так долго, на всё лето?

— Ты знаешь, это будет, скорее, совмещение практики с полезным трудом.

— Как это понять?

— В общем так. Мы едем с девчонками из группы туда работать.

— Как это работать, не окончив институт?

— Это не постоянная работа, а только на лето. Мы будем там убирать клубнику. А заодно зарабатывать деньги, платят там неплохо, Ну, и практиковаться в разговорном языке.

— А вас что, туда пригласили?

— Официального приглашения лично на меня или кого–то из девчонок нет. Но есть общее приглашение. Уже традиционно пару лет наши студентки туда ездят на уборку. И все довольны — и сами девчонки, и приглашающая сторона.

— Да, интересно. И, наверное, ты права — это рационально. Поработаете у англичан, а там, глядишь, и после института на работу устроиться удастся.

— Нет, Люба, — вздохнула Наташа. — На это рассчитывать вряд ли приходиться. Это очень сложно. На постоянную работу так просто там не принимают. Но практика, да и деньги, и в самом деле хорошие.

— Понятно. Ладно, пусть даже так. Стоп, Наташа, а какая может быть клубника в августе?

— Не знаю. Может, у них в теплицах она. Или будет другая работа, яблоки, например. Я пока у старшекурсниц не уточняла.

— А родителям ты уже говорила о своих планах?

— Пока что нет, — опять вздохнула сестра

— Возможно, папа с мамой эту идею и не одобрят.

— Я всё равно поеду, — заупрямилась Наталка.

— Я лично как раз и не возражаю. Тебе это, действительно, полезно. Ну, а родители… Так, я, как ты знаешь, уже в начале следующего месяца еду к ним вместе с Танечкой. И я поговорю с ними, постараюсь их убедить.

— Ой, Люба, какая ты молодец! Спасибо тебе! Если ты с ними за меня переговоришь, то я уверена, что они не будут против.

К удивлению Любы, когда она завела разговор с родителями на тему Наташиной поездки, родители и не возражали. Они только более детально расспросили обо всём дочь. Та, как могла, им всё рассказала — то, что ей подробно рассказала сестра, точнее, то, что она знала. Конечно, родители немного повздыхали, что летом не увидят свою младшую дочь, но одновремённо прекрасно поняли, что Наташе от такой поездки будет большая польза. Вопрос был решён. А далее родители переключили внимание на старшую дочь, и, скорее всего, на их маленькую внучку.

Далее у Любы потянулись очень приятные дни отдыха. И Танечка уже подросла, хлопот с ней стало немного поменьше, да и её родители с ней возились с ней, наверное, больше, чем мама. Лето пролетело очень быстро. Но, к удивлению Терещук так же быстро промелькнула осень и зима. И вот уже весна следующего года, дочери исполнилось 1,5 годика. Люба планировала летом вновь отдохнуть у своих родителей, а с осени выйти уже на работу.

Поскольку роды у Любы прошли вполне нормально, то ещё в первой декаде декабря (года рождения Танечки) у неё уже закончился декретный отпуск (в случае осложнений или рождении двойни он мог продлиться до 70 дней, то есть ещё на две недели). И вот с этой даты Терещук находилась в «родительском» отпуске по уходу за ребёнком. Согласно статье 167 КЗоТ СССР до достижения ребёнком возраста 3‑х лет во время этого отпуска (без сохранения заработной платы) за одним из его родителей сохраняется место работы (должность).

По вопросу выхода Любы на работу было много споров. Она к тому времени и так уже не была на работе (с учётом 8 недель дородового декрета) уже почти 2 года. И она соскучилась по работе и по коллегам. Хотя и интересно было возиться с дочерью и наблюдать за её развитием, за каждым новым её познанием или даже проделкой, но ей надоело сидеть постоянно дома. Конечно, два лета, проведенные в родительской усадьбе, ей понравились, но вот остальные поры времени… Она и так хотела посидеть с Танечкой только год, но потом уступила доводам (и вполне обоснованным) Максима и его родителей. И он, и его родители были довольно обеспеченными людьми, а потому могли себе позволить роскошь содержать в течение трёх лет Любу с ребёнком. В конце концов, родители мужа уступили настойчивым просьбам Любы, но с тем условием, что, по крайней мере, до 3‑х лет они сами будут растить Танечку. Они возражали против того, чтобы отдавать их внучку в ясли, где она, как они говорили, будет только постоянно болеть. А вот уже после 3‑х лет она пойдёт в детский садик, хотя они, тоже, по их выражению, и тогда могут ухаживать за внучкой. Но в этом вопросе сын их уже не поддержал, заявив, что его дочери необходимо постепенно привыкать к коллективизму, а бабушка с дедушкой только избалуют её.

Максим вроде бы продолжал заботиться о дочери и о супруге. Правда, как Люба стала замечать в последнее время, он намного меньше стал уделять внимания именно ей. И началось это примерно с лета прошлого года, когда муж был надолго от неё оторван, то живя и работая в Киеве, то ещё неделю ремонтируя квартиру Валентина. Да и ремонтировал ли он её в это время в действительности? Люба этого не знала, да и не могла бы узнать, потому что, спроси она об этом прямо Валю, тот, естественно, заступился бы за друга. Люба по своему характеру не могла что–то у кого–либо выпытывать, да и привыкла доверять мужу. Но, как ей казалось, что–то здесь было не так.

И вот сейчас Люба вспомнила свой разговор с родителями во время первого приезда (в апреле) Максима в Таращу. До этого она уже познакомилась с родителями своего будущего супруга. Это было сделать, естественно, гораздо проще, нежели ехать в родной город Великановой. Жили Терещуки на Печерске, в старом четырёхэтажном доме на третьем этаже, в трёхкомнатной квартире. Да, дом, который был построен ещё перед самой войной, не был новым, но это было отличное капитальное и удобное жилище с высокими потолками. Хотя зданию исполнилось уже немногим более 30 лет, но оно могла дать большую фору современным блочным или панельным «хрущёвкам». До войны (да и в первые десятилетия после неё) большинство граждан СССР жили в основном в коммунальных квартирах — в комнатах с общей кухней, ванной и туалетом. Но дед Максима, по его более поздним рассказам, в ту пору, когда строилось жильё, работал в Киеве на каком–то (наверное, немалом — Люба не уточняла) партийном посту и его семье повезло несказанно больше, чем рядовым гражданам. Великанова очень волновалась, идя на эти, как она понимала, смотрины. Но она вскоре успокоилась, познакомившись с родителями Максима. Это были очень приятные, вежливые, интеллигентные люди. Приняли они её очень радушно, вели себя предупредительно и вежливо. Да, они, конечно же, задали Любе ряд вопросов, но никаких едких шпилек в её адрес не отпускали и никакого заметного недовольства не проявляли. Она тогда так и не поняла, понравилась ли им будущая невестка или нет. Хотя Максим, провожая Любу в общежитие, говорил, что она родителям понравилась. Скорее всего, он просто её успокаивал, потому что по горячим следам, без разговора с родителями вряд ли он мог так точно это знать. Если только он по внешним признакам, без беседы с родителями, очень уж хорошо их знал. Но, впоследствии выяснилось, что, вероятно, это все же, было правдой, потому что, бывая после замужества в гостях у свёкровей, она по–прежнему ощущала их внимание и заботу. Ей даже порой казалось, что они с бо́льшим вниманием относились к ней, нежели к её мужу. По крайней мере, во многих спорных вопросах они чаще были на стороне невестки, нежели своего сына. Но они его, вероятно, просто очень хорошо знали, а потому могли предвидеть все его поступки.