Александр Ройко - Всегда вместе Часть І Как молоды мы были

В один из дней, возвращаясь узкой улочкой из леса, Виктор столкнулся с живой «достопримечательностью» их городка. Шедший навстречу средних лет мужчина в заношенной одежде, приблизившись к Самойлову, как–то хмуро произнёс: « Дай копейку!» . Самойлов пошарил по карманам. Идя в лес, денег он с собой не брал, но, порывшись, он таки отыскал несколько мелких медных монет, которые и отдал встречному. Тот благодарно улыбнулся и пошёл своей дорогой. А был это известный всем таращанцам Петро́ Кучерявый, при этом никто не знал, Кучерявый — этот его фамилия или кличка, потому что волосы у него и в самом деле были вьющимися. Что же это был за человек? Одни называли его дурачком, другие — юродивым. Но, скорее всего, он не был ни тем, ни другим. Термин « юродивый » в принципе не совсем совместим с термином «дурак». В большинстве своём юродивые далеко не дураки, хотя многие толкования определяют их как людей с намеренным старанием казаться глупым или безумным. Часто они были гораздо умнее простого люда. В начале тысячелетия в глазах неверующих юродивыми считали Христиан, в силу своей веры в распятого Бого–человека. Легендарного юродивого Василия Блаженного (XV век) чтил и боялся сам Царь Иван Васильевич Грозный, потому как тот постоянно обличал ложь и лицемерие. Петру Кучерявому было очень далеко до Василия блаженного, но и полным дураком его тоже назвать нельзя было. Это просто был человек с некоторой умственной задержкой развития, скорее всего, как последствия войны. Кстати, в конце сороковых–начале пятидесятых годов в Тараще была ещё одна подобная личность, которую прозывали Босый, из–за того, что почти круглогодично ходил без обуви. Но Босый, как говорили старожилы, частенько промышлял воровством, а иногда и просто грабежом. Куда он позже делся, никто не знал, хотя ходили слухи, что его какая–то из структур карательных органов то ли убила, то ли куда–то вывезла.

Петро Кучерявый выгодно отличался от Босого тем, что всегда был добродушным, неагрессивным к другим людям и никогда не воровал. Он только периодически просил денег, причём всегда одной и той же фразой, с которой он обратился к Самойлову, и всегда ко всем, независимо от возраста, обращался на «ты». Но ему, действительно, хватало милостыни в несколько копеек. Ходил он не с босыми ногами, но тоже почти весь год в старых сандалетах на босу ногу, и только в зимний период натягивал старые стоптанные башмаки. Своего жилья у него не было, его приютила какая–то старушка, подкармливая и, главное, предоставляя кров. Петро очень редко разговаривал с окружающими, но если это иногда случалось, то разговаривал он довольно внятно и, вроде бы, вполне разумно. Вот только интонация его голоса оставалась какой–то угрюмой. Люди относились к Петру в основном дружелюбно. Юродство, конечно, вызывает двоякое отношение у людей, нередко — злобу и отвращение, заставляющее гнать юродивых, бить и смеяться над ними. Но многие чувствуют к ним симпатию и даже невольное тяготение. Вероятно, такие люди интуитивно понимают, что юродивым мог стать далеко не каждый. Но к Петру Кучерявому в городе почти все относились нормально, на рынке сердобольные старушки совали ему в руки что–нибудь из овощей или фруктов, другие жители отдавали ему старую одежду или обувь, которую он с благодарной улыбкой принимал и даже иногда, так же хмуро, как просил копейку, говорил « Спасибо ». Единственные, кто его нередко донимал, так это мальчишки, которые его частенько дразнили, но, на которых он просто старался не обращать внимание.

Встреча с Петром не сулила Самойлову ни каких–то удач, но и никаких неприятностей, поэтому он спокойно пошёл дальше, размышляя по пути к дому о том, чем ему заняться в ближайшие дни кроме грибной охоты. До этого, на стыке июля и августа Виктор на два дня вырвался в Киев, но не на занятия, конечно, а тоже с целью проведения довольно интересного досуга. В Киеве в это время, 31 июля‑1 августа 1965‑го года проходил легкоатлетический матч СССР — США. Когда он уезжал из Киева на каникулы, афиши об этом неординарном спортивном событии пестрели в районе Республиканского стадиона, да и в некоторых других местах тоже. И Самойлов решил не пропустить такое интересное зрелище. Договорённость о проведении легкоатлетических матчей СССР — США была достигнута ещё во время летних Олимпийских игр 1956‑го года. Первый такой матч состоялся в 1958‑м году в Москве. В прессе матчи получили название «матчи гигантов». Проводились эти матчи ежегодно (позже с некоторыми перерывами) поочерёдно в годах Советского Союза и Соединённых Штатов Америки (Москва, Филадельфия, Киев, Лос — Анжелес, Ленинград, Беркли, Минск, Вашингтон…). В программу матчей входили олимпийские дисциплины, за исключением мужских марафона, ходьбы на 50 км и женского пятиборье. Позже мужское десятиборье также было исключено, и вообще по многоборью стали проводиться отдельные матчи. Очки в каждом виде программы начислялись следующим образом: 1‑е место — 5 очков, 2‑е место — 3, 3‑е место — 2, 4‑е место — 1, не закончившие дистанцию или не взявшие начальную высоту — 0.

На состязаниях такого ранга в Киеве были, естественно, не сельские легкоатлеты (как два года назад в Тараще), а потому Виктор получил большое удовольствие от этих соревнований, тем более, что наши легкоатлеты разбили американцев по всем статьям. Дело в том, что первый состоявшийся в Лужниках матч принёс победу спортсменам СССР с минимальной разницей в очках (172: 170). В последующих пяти матчах победу также одерживала советская команда. Однако мужская команда легкоатлетов СССР неизменно проигрывала своим американским оппонентам. А вот в Киеве, в 7‑м по счёту матче, мужской состав сборной СССР впервые одержал победу над американскими легкоатлетами. В общем зачёте эта победа выглядела так: 181,5: 155,5 (мужчины — 118: 112 и женщины 63,5: 43,5). Виктор ради такого зрелища и прервал свой отдых в родном городе и на пару дней вновь вернулся в столицу во время летних каникул.

А вот уже в средине августа Виктор всё чаще стал задумываться о том, что ему делать со средины августа. Всё время ведь в лесу прятаться не будешь, и в Киеве ему больше делать нечего? Видели, что Виктор с каждым днём становится всё более пасмурным и в семье Самойловых. Точнее, это хорошо замечал глаз любящей матери. Она знала, что Виктор в ссоре с Любой и понимала, хотя и не спрашивала об этом сына, что отношения у них не налажены. Она однажды пыталась успокоить Виктора:

— Витя, ну, что ты такой невесёлый, что ты грустишь? Не отдыхаешь даже нормально. Скоро Люба вернётся, встретишься с ней. Может быть, помиритесь, и ты повеселеешь.

Однако эта участливость мамы вызвала у Виктора только противоположную реакцию. Он только хмуро, и даже как–то злобно, бросил на мать взгляд, промолчал и выбежал во двор, сдерживая слова, которые готовы были слететь с его губ: