Мария Правда - Площадь отсчета

Когда Николай скорым шагом вошел к ней, она оглядела его критически. Был он хорош собой, не в Павла, очень высок, тонок в поясе, широк в плечах. Красивый мальчик. Худоват, пожалуй: в его возрасте полагалось бы иметь более корпулентности, много еще юношеского. И не хватает уверенности в осанке — придет.

— Да что я? — досадливо отвечала она на обычные вопросы о здоровье. — Лишний век заживаю, гневлю Бога… Как моя милая Лотта, как детки?

— Хорошо, — спокойно ответил Николай, садясь в кресла. В этом весь был, лишнего слова не скажет. Не то Мишель — всегда шутка, каламбур, приятность.

— Послушайте, Николай, — перешла она по–французски прямо к делу, — мы пребываем в надежде на лучшее, но человек полагает, а Бог располагает…

— Вы всегда думаете о худшем, маман, — поморщился он, — ничего страшного еще не произошло, Александр молод и здоровья отменного.

Мария Федоровна достала из рукава платочек и громко, внушительно высморкалась.

— Я уже несколько дней получаю сводки от медика, — мрачно возразила императрица, — он подозревает, — и она высоко подняла нарисованную на голом месте коричневую бровь, — Виллье подозревает крымскую лихорадку, которая в это время года не может быть болезнию легкою!

Николай молчал, разглядывая свои большие белые руки.

— Ежели Бог посылает нам испытание, Николай, наш долг — быть готовыми. Готовы ли вы исполнить свой долг?

Николай поднял голову. У него были красивые, как она считала, истинно немецкие глаза — светло–серые, с синим ободком. В этих глазах трудно было что–то прочесть.

— Я всецело готов помочь вам, маман.

Это все, что он сказал. Мария Федоровна хотела бы сейчас от него более чувствительности. Он мог бы, например, прослезиться, раскрыть ей сыновние объятия, произнесть прекрасные слова, кои потом она сообщала бы избранным придворным. Холодный мальчик, но послушный.

— Николай! — торжественно произнесла она. — Я имею сообщить вам нечто, до вас непосредственно касающееся. Император Александр, наш ангел, позаботился о том, что произойдет с Россиею, ежели Господь призовет его к себе раньше срока. С этой целью он составил документ, в котором указывает вас своим наследником.

— А Константин?

— Брат ваш Константин, чувствуя природное отвращение к обязанностям престола и вступив в неравнородный брак, не претендует на отцовское наследие.

— Так не претендует или отрекся? — в голосе Николая наконец было чувство — но не благоговения, а недовольства.

— Документ составлен с согласия Константина и при его участии.

Маман по–прежнему не понимала, чем недоволен Николай Павлович.

— И могу я видеть сей документ?

— Документа суть три списка, — отвечала Мария Федоровна, — запечатанные копии хранятся в Государственном совете, в правительствующем Сенате и у митрополита Филарета в Москве. Они будут вскрыты только в случае… в случае безвременной кончины императора.

Николай вскочил со своих кресел и прошелся по матушкиному кабинету. Он действительно был от природы сдержан, иначе бы она ясно видела, что он отнюдь не недоволен — он был взбешен. Он стоял у камина, рассматривая знакомые с детства безделушки и портреты его шести сестер в узорчатых рамках. Одна из них, Александра, скончалась в ранней молодости, и портрет ее стоял особо, увитый черной бархатной лентою. Этой сестры он вовсе не помнил. Рядом с портретами лежали китайские веера и теснились золотые и серебряные статуэтки. На краю полки лежало французское Евангелие, заложенное — всегда на одной и той же странице — увеличительным стеклом на кованой золотой ручке. Безделушки — и он был безделушкой у них. Никто никогда его не спрашивал, не советовался с ним, не готовил его к тому, что может произойти. Понадобился — исполняй свой долг, Николай. Не понадобился — гуляй, играй в солдатики, командуй своей дивизией, где никому не надобны твои команды. И всегда эти тайны. Матушка со своими медицейскими тайнами.

Ему действительно намекали на существование подобного плана на его счет, но сие никогда не шло далее намеков. Года три назад государь, быв у него в гостях, долго и пространно говорил ему, что устал от своих обязанностей и желает когда–нибудь удалиться от дел. При сем брат заметил, что он, Николай, кажется ему наилучшим кандидатом на его место, хотя бы потому, что они с Константином вследствие беспорядочной молодости, бездетны. При этом Александр, на удивление, откровенно сообщил младшему брату о подхваченной им когда–то дурной болезни, из–за которой стал он неспособен к деторождению. «У тебя же есть прекрасная семья, Николя, Господь даровал тебе сына. Сие есть знак свыше!» — подытожил Александр Павлович.

Разговор не принес никаких результатов, кроме нескольких бессонных ночей и тревожных слез Шарлотты. Государь более не беседовал с ним на эту тему, ни в какие планы его не посвящал, даже в Государственный совет не ввел. Матушка тоже намекала на некие обязанности, какие потом ему предстоит исполнять. А то, что он, третий сын Павла, для сей роли не воспитан, не образован и не готов, никогда никого из них не волновало. Игроки!

— О чем вы думаете, Николай? — сердито поинтересовалась матушка. Он повернулся к ней. Все–таки ее было жаль. Сильная, красивая женщина, которой он так недавно еще боялся, на глазах у него превращалась в суетливую старуху.

— Я полагаю наш разговор преждевременным, маман. Наш дорогой Александр будет еще долго жить и царствовать… — Мария Федоровна сделала недовольное движение ртом, но он продолжал, — а ежели, паче чаяния, мы будем иметь несчастие остаться без него, решение будет принадлежать брату моему Константину как наследнику по праву рождения.

— Мне доподлинно известно, что Константин отречется, — сердито выкрикнула мать.

— Вот когда сие будет известно всем, этот вопрос будет иметь касательство ко мне, — заключил Николай.

Сейчас он понял, что разговора с Милорадовичем не избежать — он представляет собою гвардию, а гвардия может иметь в этом деле решающее мнение. В конце концов, может статься, что их с Константином не будут и спрашивать. Это в просвещенных странах возможна полюбовная передача власти. А у нас страна не довольно просвещена для подобной роскоши.

Привел же черт родиться в эдаком месте!

Больше всего на свете Великий князь Михаил Павлович любил болтаться без дела. Еще больше он любил делать вид, что занят с утра до вечера, причем делами наипервейшей важности. Ему это почти всегда удавалось. Он всегда острил, он всегда все знал, а если не знал, он делал вид, что обо всем известен. Память на анекдоты у Мишеля была удивительная. Он был розовощек и рыж. «Рыжий Мишка» — звали его в гвардии. В семье его любили, он был baby, младший, милый, развязен, пошловат. Любил его, более чем прочих родственников, и братец Константин, который по возрасту годился ему в отцы и с удовольствием распускал перед ним павлиний хвост историй о своих военных подвигах, совершенных еще при Суворове в стародавние героические времена. А как Мишель его слушал! О, он умел слушать, не просто сидеть с открытым ртом, нет! Он следил за каждым извивом повествования, он задавал вопросы о мельчайших деталях. И Константин, который любил и умел рассказывать, получал от того искреннее наслаждение.