Алан Силлитоу - Ключ от двери

— Ну ничего, все образуется. — Грохот транспорта по булыжной мостовой позволял ему ораторствовать вслух, как будто перед ним была большая аудитория. — Вот солдаты вернутся с фронта, они не потерпят очередей за жалким пособием независимо от того, будут ли тогда правительственные заказы или нет. Они откроют дорогу красным, и тогда у нас будет много работы. Увидите. И, сколько бы ни болтал Толстопузый о старой доброй Англии и всякой такой чепухе, их это не остановит».

Ему нравилось проезжать по бесконечным улицам Снейтона, и настроение у него всегда поднималось, даже когда он проезжал мимо того дома, где дрался с мужем этой шлюхи Эдны, которую подцепил в «Лэнгхеме» прошлой осенью. Ну и вечерок выдался! Синяк у него не сходил тогда две недели, и утешался он только надеждой, что у того малого синяки тоже остались надолго. Брайн не мог сейчас удержаться от смеха, въезжая на улицу, где находилась машиностроительная фирма «Эджуорт энжиниэринг компани».

Это была маленькая фирма — в одном длинном здании помещались шестьдесят рабочих да еще контора из двух комнат, где по пятницам выдавали получку. Брайн прошел через стеклянную дверь в цех, заставленный станками и освещенный неоновыми лампами. Приводные ремни вертелись, словно стремясь обогнать друг друга, постукивали шестерни. Тед Эджуорт, хозяин, работал за станком как рядовой рабочий — высокий, унылого вида человек с длинными седыми волосами, в комбинезоне, отличавшийся от других только тем, что менял спецовку каждый день, а не раз в неделю. Его часто навещала жена, она приезжала в роскошном автомобиле с дачи, расположенной в живописных местах близ Тергартона. Не помочь, а просто так постоять около него, пока он возится с чертежом или какой-нибудь деталью на своей скамеечке в конце цеха. Они стояли спиной к рабочим, из-за жужжания и грохота нельзя было расслышать слов, но было ясно, что она пилит его по пустякам, потому что его тонкая шея все время была багровой, пока жена не уезжала. Может, она несколько лет назад поймала его с шикарной дамочкой, хотя едва ли: его как будто больше интересовали мужчины, он все норовил положить руку на плечо рабочему, когда объяснял новое задание. А может, и впрямь что-нибудь было, разве узнаешь, что творится в душе человека, если у него такая жена с кошачьей мордочкой и кудрявая, как овца, а два сына в армии и оба не хотят продолжать его дело?

Когда миссис Эджуорт не было, его терзал Бертон, правительственный инспектор из Бирмингема. Бедняга Тед! Этот Бертон форменный Гитлер, он все напирал на то, что, мол, Тед — старый и тихий мерзавец, хоть он и хозяин и с него нельзя слишком многого требовать, потому что он наживает тысячи на жирных правительственных заказах, выполнение которых Бертон время от времени проверяет. Бертон был выше Теда ростом, плотного сложения, горластый, и, когда работу делали не очень хорошо, он орал, что Тед пытается всучить всякую дрянь правительству, которое и так с 1939 года израсходовало все, что имело, и едва не обанкротилось. Как-то в Бирмингем на оружейную фабрику отправили две тысячи прицелов, и у всех прорези были такие кривые, что ружья эти перебили бы вместо немцев наших собственных солдат. Бертон специально приехал на машине и увидел целые ящики этих прицелов, которые преспокойно продолжали изготовлять. Он оттолкнул смущенного Теда, встал на ящик, закрепил прицел в тисках и, измерив его, показал Теду. Несмотря на шум станков, слышно было, как он орет, а кончилось все тем, что он опрокинул — может, случайно, этого никто не знал — целый ящик с прицелами на пол. Потом он гордо вышел и укатил, а Тед начал кричать на наладчиков и контролеров, но это не помогло ему восстановить свой авторитет.

Шум и ссоры возникали везде и всюду, но Брайн надеялся все же, что дома после утренней вспышки станет потише. Слишком тесно у них, вот что, да и на фабрике тоже. Часто Брайн клал на багажник велосипеда корзиночку с бутербродами, бутылку молока и карту и отправлялся на север, через поля и через опушку Шервудского леса. Весенний запах древесной коры напоминал ему дни, проведенные когда-то в Ноуке, и совсем уже недавние прогулки с Полин по Вишневому саду. С ней он тоже иногда ссорился, хотя в последнее время дело пошло на лад. Как-то в воскресный вечер через несколько месяцев после того, как они расстались, он вместе с Альбертом Ломаксом проходил мимо муниципалитета, возле самых львов, стоящих у подъезда, и вдруг увидел Полин, которая разговаривала на ступеньках с подружками. Все они были нарядно одеты, как всегда по воскресеньям, и прогуливались по Слэб-сквер взад и вперед, чтобы на людей посмотреть и себя показать; как раз в это время они остановились, то ли выслушать увещание представителей Армии спасения, то ли послушать здравый совет оратора коммуниста, то ли поспорить с каким-нибудь понаторевшим в библии старым пророком в треугольной шляпе, таким худым, что можно было подумать, будто у него сперли продовольственные карточки.

Когда Брайн улыбнулся ей, Полин помахала в ответ рукой — наверно, она рада была его видеть. Раньше он никогда не замечал, какая она бледная. Как будто у нее желтуха. Он подошел к ней вместе с Альбертом.

— Привет, детка. Как живешь?

— Хорошо.

— Не стой здесь на ветру, а то простудишься.

Хотя они давно были в ссоре, он все еще испытывал к ней нежность. Подружки ее стояли чуть поодаль, задорно отвечая на шутки проходивших мимо парней. Он ощутил муки ревности, подумав о том, что могло произойти за время их долгой разлуки — огромное скопище чуждых, безвозвратно потерянных дней. А в чем дело, что, собственно, случилось? Им следовало лучше относиться друг к другу, и ее вина, что это не так.

— Я совсем здорова, — сказала она. — И не простужалась уже много-много недель. Ты куда идешь?

— Прогуляться. А ты?

— Тоже.

«Поклонников ты тут ищешь, — подумал он. — И ты, и твои подружки, вон они там болтают с какими-то ребятами». И он разозлился на себя за эти невысказанные слова, потому что Полин, как ему показалось, погрустнела и даже как-то съежилась со времени их последней встречи.

— Ты еще ходишь по субботам в «Капитолий»?

— Нет.

Она смотрела на гуляющих с таким видом, словно ей хотелось затеряться среди людей и избежать этой встречи, которую она, поддавшись доброму чувству, так опрометчиво допустила.

— Я так и думал, — произнес он. У него появилась надежда, что она снова будет гулять с ним. — Я туда часто ходил, все надеялся встретить тебя.

Она на это не клюнула, как он ожидал; наступило неловкое молчание. Он и вправду ходил последнее время в «Капитолий», надеясь, что она придет на семи- или десятичасовой сеанс и медленно подойдет к очереди, в которой будет стоять он, хоть и знал, что подобные встречи обычно не случаются, когда их ждешь или ищешь: они бывают только тогда, когда мысль об этом запрятана где-то глубоко-глубоко, вот как теперь. Ее подружки уже расстались с ребятами, и даже Альберт порывался прогуляться до Трента.