Эйсукэ Накадзоно - Тайный рейс

— Вам что нужно? — спросил гимназиста Ким.

— Вы… вы, кажется, дожидаетесь лодки, чтобы отплыть в Японию?.. — хриплым от волнения голосом проговорил юноша.

— Что-о?.. — сердито протянул Ли Кан Ман, сделав угрожающее лицо.

— Пожалуйста, возьмите меня с собой. Я хочу там поступить в университет…

Юноша вытащил из кармана куртки крупную кредитку и неловким жестом протянул ее собеседникам. За дорогу он, видно, измучился, и его худенькая загорелая рука сильно дрожала. На его ясных черных глазах выступили слезы.

— Прошу вас. Видите, у меня есть чем заплатить за проезд. Возьмите, пожалуйста. Если этого мало, у меня есть еще.

— Погоди, откуда ты взял, что отсюда должна отправиться лодка? Кто тебе это сказал? — мягко перебил его Ким Сун Чхиль.

— Я искал в Масане лодочников, и один человек мне это по секрету сказал.

— Кто же это проговорился?.. — покачал головой Ким Сун Чхиль. — Нужно будет расследовать.

— Это другой вопрос. Но его мы не можем взять с собой. Он нас свяжет по рукам и ногам, — сказал Ли Кан Ман.

— Прошу вас! Я учусь в гимназии в Тэгу. Я участвовал в июньской забастовке учащихся против бесчинств американских солдат.

— Брать его с собою нельзя! Но если его не ликвидировать, он может провалить нам базу… — глотая слова, быстро зашептал на ухо товарищу Ли Кан Ман.

— Нет, это было бы чересчур, — меняясь в лице, пробормотал Ким Сун Чхиль. — В конце концов, не за счастье ли таких ребят мы боремся?

— Но в настоящий момент у нас другие задачи! — резко ответил Ли Кан Ман.

— Нет, надо что-то придумать другое. Ведь вот таким в его годы, наверно, был и доктор Чон Су Кап. Я слышал, что в свое время он таким же способом бежал в Японию…

Ли Кан Ман ничего не ответил. Но выражение лица его вдруг смягчилось, и, обняв слегка юношу за плечи, он сказал:

— Ладно. Так и быть, старина. Возьмем тебя! А сейчас нам надо заняться ужином. Поможешь?

— Благодарю вас! Распоряжайтесь мною как хотите! — порывисто ответил юноша, лицо которого засияло, как у ребенка, получившего шоколадку.

— Вот и прекрасно! За этим домом, у подножия горы, свалены дрова. Пойдем возьмем по охапке!

Ли Кан Ман с юношей вышли за дверь, и их тотчас поглотила тьма.

Ким Сун Чхиль безучастным взглядом посмотрел им вслед, но, когда удалявшиеся шаги окончательно стихли, он вдруг спохватился. Выскочив за дверь, он с криком «Не смей! Не смей!» бросился в темноту.

Ночь поглотила его крик, а в ответ, будто эхо, прогремело два выстрела. И затем снова наступила тишина, нарушаемая лишь всплеском набегавших на берег волн. Проклятая тишина! Словно ничего и не случилось…

Ли Кан Ман вернулся бледный и подавленный. Видимо, его мучили укоры совести. Растянувшись на онтоле, он повернулся спиной к Киму и лежал не шевелясь.

Ким Сун Чхилю стало ненавистно присутствие этого человека. Но он не мог всю вину возлагать на него одного. Раз он не сумел удержать его, значит, и сам он стал как бы соучастником преступления. Странная вещь! В рекомендательном письме, которое Ли Кан Ман привез от Чхим Йоля, тот, не скупясь на похвалу, превозносит его как одного из лучших товарищей, как истинного борца за дело свободы и объединения родины… Странно…

За дверью снова послышались шаги. Это, несомненно, должен был вернуться старик. Но почему-то и на этот раз ни свиста, ни пения не доносилось. Ли Кан Ман и Ким снова соскочили с онтола. Вошел старик, и за его спиной вдруг выросла черная фигура полицейского. Ким и Ли Кан Ман переменились в лице. Старик сделал глазами знак сохранять спокойствие и затем подмигнул Ли Кан Ману.

Ли Кан Ман понимающе закивал головой и вытащил из кармана пачку денег. Это были триста тысяч вон, взятых у юноши за провоз. Старик взял деньги, вышел за дверь и в течение нескольких минут о чем-то договаривался с полицейским. Вскоре послышались удаляющиеся шаги полицейского.

— И угораздило же тебя притащить за собой эту сволочь! — Ли Кан Ман злобно сверкнул глазами.

— А все из-за очищенного сакэ. Я его никогда раньше не покупал, для меня это роскошь. А тут как раз этот мил человек проходил. Он что-то заподозрил и увязался…

— Ну теперь-то все в порядке?

— Все! Я с ним договорился, — ответил старик.

— Дай-то бог! А то все одни неприятности, — сказал Ли Кан Ман, берясь за бутыль с сакэ.

Старик поставил большую тарелку с рыбой и овощами, а Ли Кан Ман разлил сакэ по стаканам. Свой стакан он выпил залпом. Ким Сун Чхиль сидел и молчал, не прикасаясь к вину.

Ли Кан Ман захмелел. На его белом лбу выступили красные пятна.

— Ты, видно, думаешь, что лучше было бы «шлепнуть» этого полицейского? Да? — сказал он, обращаясь к Киму. — Но ведь тогда всей нашей затее был бы конец! Да, да… А ведь мне так хочется, чтобы ты попробовал японочек! Что это за прелесть! Не мог же я одной пулькой послать все это к чертям! А японочки, брат, хороши, хороши…

Почти всю ночь Сайдзё не мог сомкнуть глаз. Сразу после завтрака он в одном кимоно и гета вышел из гостиницы как бы для утреннего моциона. Миновав пирс, он направился к перекрестку, недалеко от которого находилась почта. Нужно было послать телеграмму шефу в Токио.

Текст он тщательно обдумал еще ночью и рано утром зашифровал. Это было довольно подробное сообщение о ходе розысков. Начиналось оно так: «Обнаружен труп задушенной Канако. Выслеживаю убийцу, выясняю обстоятельства. Расследование начинает и полиция, что несколько осложняет дело…» Сайдзё постарался, насколько возможно, передать в телеграмме напряженность обстановки и дать почувствовать, что он уже почти у цели.

Молодой почтовый служащий вытаращил глаза от удивления, увидев на нескольких бланках одни цифры. Пока он подсчитывал количество знаков, Сайдзё написал еще открытую телеграмму. Она состояла из одной фразы: «Жду указаний до востребования». На самом деле Сайдзё не собирался сидеть сложа руки. Теперь его даже не особенно заботило, будут ли указания шефа отвечать дальнейшему ходу дела. Он заранее решил с ними не считаться.

Перед отъездом из Токио шеф строго его предупредил: далеко не заходить. Что же он мог приказать сейчас? По-видимому, одно из двух: либо ограничиться выяснением обстоятельств дела и установлением личности убийцы Канако, либо, выяснив обстоятельства дела, лишить убийцу дальнейшей свободы действий. Во втором случае шеф должен точно сказать, как поступить с убийцей: ухитриться ли привезти его с собой в Токио или, поскольку речь идет об убийстве, выйти за рамки поручения Цоя и в сотрудничестве с полицией отдать его в руки властей.

Сайдзё полагал, что на этот раз ему удастся узнать, почему шеф вопреки своим правилам проявляет столь необычный интерес к этому делу. И все же, вероятнее всего, он прикажет ограничиться выяснением обстоятельств дела. Потому что идти дальше — значит неизбежно принять меры к пресечению свободы убийцы. А шеф «заходить далеко» не хочет. Создается впечатление, что он в этом случае захочет спустить дело на тормозах. Ну а если не выдавать преступника полиции, а «деликатным» образом препроводить его к Цою? Почему бы, собственно, возражать против этого? А ведь, по существу, шеф заранее наложил вето на подобные действия. Почему? Не потому ли, что у него уже готова определенная гипотеза и Сайдзё он отправил сюда лишь для того, чтобы убедиться в правильности своих предположений? Чем больше Сайдзё размышлял над поведением Могами, тем больше крепло у него это подозрение. Труп Канако обнаружен на Цусиме. Именно здесь и рекомендовал искать ее Могами. Все яснее становилось, что предположения шефа не были простой гипотезой. Шеф, несомненно, уже тогда располагал определенными сведениями.