Эйсукэ Накадзоно - Тайный рейс

Сочетание острой социально-политической проблематики с занимательной фабулой — дело не из легких и неизбежно связано с определенными «издержками». Скорее всего именно этим объясняются некоторые сюжетные слабости романа «Тайный рейс», которые при чтении книги бросаются в глаза. Это — неясное прошлое разведчика Ли Кан Мана (в романе дана лишь «легенда», с помощью которой он проник в революционное подполье); кроме того, не показана его конкретная связь с американской разведкой, агентом которой он является; не раскрыты конкретные отношения Могами с южнокорейской и японской разведками, а также с монополией, заинтересованной в концессии на южнокорейский вольфрам, и др. При всем этом роман читается с большим интересом, и попытка Э. Накадзоно сказать новое слово в области приключенческого жанра (точнее, политического детектива), на наш взгляд, заслуживает серьезного внимания и уважения.

Следует также отметить особую добросовестность и тщательность, с которой Э. Накадзоно собирает и исследует материал для своих произведений. Любопытно, в частности, что, работая над романом «Тайный рейс», он предпринял поездку на Кюсю и Цусиму, проделав маршрут, представляющий собой почти точную копию маршрута героя книги Сайдзё.

Э. Накадзоно сейчас в расцвете творческих сил, и свои лучшие книги он, по-видимому, еще напишет.

На холмистом побережье, уступами спускающемся к морю, непрестанно дует северный ветер аогита. Он дует с северной оконечности цусимского острова Каминосима в сторону Корейского пролива, где вдали в синем тумане тают горы Корейского полуострова.

Низко над холмами пролетают коршуны. Начиная с июня здесь все лето гуляет южный ветерок сиробаэ — ласковый, нежный, несущий желанную прохладу. А с сентября начинает дуть аогита — резкий, колючий, пронизывающий насквозь. Даже в солнечные дни аогита гоняет по небу черные тучи и вздымает волны на море. «Если бы этот проклятый ветер угомонился хотя бы года на три, мы бы разбогатели», — говорят местные жители. Соленый аогита не позволяет возделывать в прибрежной полосе заливные рисовые поля: словно щербатой косой он кромсает и губит посевы.

Там, где над холмами пролетают коршуны, море образует глубокий залив. Здесь расположена гавань Хитакацу — наиболее удобный порт на острове Каминосима. Из этого порта сейчас отошел полицейский сторожевой катер. Он резво снялся с места и, разрезая белые волны, пошел по совершенно прямой, словно кем-то начертанной, линии. От Круглого Мыса, на котором еще сохранились остатки бывшего форта, катеру предстояло пройти мимо острова Окисиинэ еще две мили на северо-восток, где на глубине тринадцати морских сажен [1] Морская сажень — 1,81 м. был обнаружен труп неизвестной женщины. По предположениям, это была кореянка, нелегально прибывшая на лодке в Японию. В связи с расследованием этого дела и направлялся сюда полицейский катер. Помимо водолаза, на катере находился и сэндо [2] Сэндо — старший на судне, старшина рыбацкой артели (японск.). Томэта Тада, взятый в качестве проводника. Должна была ехать с ними и ама [3] Ама — рыбак, рыбачка, промышляющие подводным ловом морских продуктов (японск.). Нам Чху Чо, обнаружившая труп. Рано утром ее известили об этом, но она наотрез отказалась, сославшись на простуду, и не вышла даже за порог своего барака, стоявшего на берегу небольшой бухты близ Круглого Мыса.

Когда Тада стал назойливо требовать, чтобы Нам Чху Чо отправилась с ним, она, не двинувшись с места, неожиданно бросила ему в лицо:

— Отстань, дурак!

Лихорадочно блестевшие глаза женщины злобно уставились на старшину. Судя по ее воспаленным глазам, у нее, видно, и в самом деле была повышена температура.

До конца сезона оставалось еще около двух недель, и старшине не хотелось портить с ама отношений. Кроме того, если эту женщину, обидишь, наверняка получишь нагоняй от управляющего фирмой «Гэнкай», от которой работала артель. К тому же полиция, кажется, сыта по горло делами об этих корейцах, так что вряд ли станет особенно придираться. «Ладно, справлюсь как-нибудь и один», — решил про себя Тада.

Сезон ловли заканчивается, как правило, в сентябре, и ветер аогита, величайший враг местных жителей, как раз и возвещает о том, что работа для всех пришлых ловцов, кочующих вдоль берегов Каминосима, кончается.

Никто точно не знает, когда тут впервые появились корейские ама, к которым принадлежала и Нам Чху Чо. Говорят, что они начали приживаться здесь еще в довоенные годы. Но особенно много их стало после войны. Все они были родом с корейского острова Чечжудо. В селениях другого цусимского острова — Симодзима — живут потомственные японские ама. Здесь женщины испокон веков занимаются добычей морских продуктов. Но японские ама, работающие в море обнаженными, в одних узеньких набедренных повязках, ведут лов стародавним, существующим уже столетия способом. А кореянки научились мастерски пользоваться водолазным снаряжением с воздушным компрессором, и уловы у них, естественно, намного выше. Поэтому на них здесь стали посматривать с завистью и опаской, как на конкурентов. Некоторые из них постоянно проживают в рыбачьих деревнях на побережье острова, но большинство приходит сюда на заработки из других мест только на сезон сбора съедобных раковин — морского ушка и трубача, — длящийся с апреля по сентябрь. В общем, это сезонные рабочие, которые, живя в чужой стране, могут утолять свою тоску по родине тем, что в течение шести месяцев в году кочуя по морю, издалека смотрят на ее берега, виднеющиеся по ту сторону пролива.

Тоска по родине делается особенно нестерпимой в разгар сезона, когда целые дни проводишь у подводных скал на дне моря. А ведь в конце сезона приходится по семь-восемь часов не вылезать из воды. Ама торопятся собрать побольше добычи. Ведь нужно заработать столько, чтобы прокормиться в зимние месяцы и жить не впроголодь, а так, чтобы накопить силы для следующего сезона. Женщина, которая полгода занята изнурительным трудом, а пол-года ведет праздный образ жизни, быстро старится и к тридцати годам увядает. И оттого тем более жгучим и томительным бывает желание взять да и высадиться во время ловли на острове Чечжудо и ступить на милую сердцу, родную корейскую землю. И вмиг перед глазами оживают красноватые лысые горы, потрескавшаяся земля, слякотные дороги с ивами по краям, свисшие набок соломенные крыши… И сердце, точно ножом, пронзает тоска.

Подобное чувство испытала вчера днем и Нам Чху Чо, находясь в двух милях северо-восточнее Круглого Мыса. На глубине тринадцати морских сажен она рыболовным багром отдирала морские ушки от подводных скал. Но вдруг произошло событие, которое мгновенно заглушило нахлынувшее чувство тоски.