Робин Хобб - Странствия убийцы

– Простите, – слабо пробормотал я. – Я никогда не был тем, кем вы меня считали. Никогда.

Молчание наполняло комнату. Тихо потрескивал огонь. Я спрятал лицо в подушку и закрыл глаза? А потом произнес то, что был вынужден сказать:

– Но я пойду и найду Верити. И я приведу его к вам. Не потому, что я тот, кем вы меня считали, – добавил я, медленно подняв голову. Я видел надежду, блеснувшую в глазах Чейда. – Просто у меня нет выбора. У меня никогда не было выбора.

– Ты считаешь, что Верити жив? – В голосе Кетриккен чувствовалась надежда. Она налетела на меня, как океанский шторм.

Я кивнул:

– Да, я верю, что он жив. Я ощущаю его присутствие в моем сознании.

Ее лицо было так близко и казалось таким огромным! Я моргнул, но так и не смог сфокусировать взгляд.

– Тогда почему он не вернулся? Он заблудился? Ранен? Или совершенно не думает о тех, кого оставил здесь? – Ее вопросы барабанили по мне, как град мелких камешков, один за другим.

– Я думаю, – начал я, но не смог. Не смог думать, не смог говорить. Я закрыл глаза. Все долго молчали. Ночной Волк заскулил, потом утробно заворчал.

– Может быть, нам лучше уйти ненадолго, – неуверенно рискнула Старлинг. – Фитц не готов сейчас к этому разговору.

– Ты можешь идти, – торжественно сказал ей шут. – Я, к несчастью, все еще живу здесь.

Идем охотиться. Время идти на охоту. Я смотрю туда, откуда мы пришли, но Лишенный Запаха перекрыл этот путь, затянул дырку новым куском оленьей кожи. Дверь. Часть нас знает, что это дверь, и мы подходим к ней, тихонько скулим и толкаем ее носом. Приходит Лишенный Запаха. Он идет легко и осторожно. Он вытягивается, хватает дверь бледной лапой и открывает ее для нас. Я выскальзываю обратно, в холодный ночной мир. Приятно снова поразмять мышцы, и я бегу от боли, душной хижины и тела, которое не работает, в это дикое тело из плоти и шерсти. Ночь глотает нас, и мы охотимся.

Это была другая ночь и другое время, до или после, я не знаю, мои дни неотличимы друг от друга. Кто-то снял теплый компресс с моего лба и заменил его холодным.

– Прости, шут, – сказал я.

– Тридцать два, – промолвил усталый голос. Потом: – Пей, – добавил он мягче. Холодные руки коснулись моего лица. Чашка с какой-то жидкостью у моих губ. Я попытался попить. Чай из ивовой коры. Я с отвращением отвернулся. Шут вытер мне рот и сел на пол рядом с моей кроватью. Он поднес к свету свиток и начал читать. Была глубокая ночь. Я закрыл глаза и попытался снова найти сон. Но мне попадались только вещи, которые я сделал неправильно, и доверие, которое я не оправдал.

– Прости меня, – сказал я.

– Тридцать три, – не поднимая глаз отозвался шут.

– Что тридцать три?

Он удивленно посмотрел на меня:

– О, ты действительно проснулся и даже разговариваешь!

– Конечно. Что тридцать три?

– Тридцать три «прости». К разным людям, но большая часть ко мне. Семнадцать раз ты звал Баррича. Боюсь, я потерял счет твоим призывам к Молли. И наконец, шестьдесят два раза «Я иду, Верити!».

– Я, наверное, довел тебя до безумия. Прости.

– Тридцать четыре. Нет. Ты просто бредил, немного монотонно. Это лихорадка, я полагаю.

Шут вернулся к чтению.

– Я так устал лежать на животе, – пожаловался я.

– У тебя всегда остается спина, – посоветовал шут и увидел, как я содрогнулся. Потом: – Хочешь, чтобы я помог тебе лечь на бок?

– Нет. Будет только больнее.

– Скажи, если передумаешь. – Он снова перевел взгляд на свой свиток.

– Чейд не приходил повидать меня еще раз? – спросил я.

Шут вздохнул и отложил пергамент.

– Никто не приходил. Пришла целительница и выругала нас всех за то, что мы взволновали тебя. Они оставили тебя в покое, пока она не вытащит стрелу. Это будет завтра. Кроме того, Чейд и королева многое должны обсудить. Известие о том, что вы с Верити живы, все изменило.

– В прежнее время они бы и меня включили в это обсуждение. – Я помолчал, зная, что утопаю в жалости к себе, но не в силах был остановиться. – Наверное, они мне больше не доверяют. И я не виню их. Все меня ненавидят. За тайны, которые я хранил. За то, что я столько раз терпел поражение.

– О, не все тебя ненавидят, – мягко упрекнул меня шут. – На самом деле только я.

Я впился глазами в его лицо. Его циничная улыбка немного успокоила меня.

– Тайны, – сказал он и вздохнул. – Когда-нибудь я напишу длинный философский трактат о секретах, которые можно хранить, а можно и раскрывать.

– У тебя есть еще бренди?

– Снова хочешь пить? Выпей немного чая из ивовой коры. – Теперь в его голосе была кислая любезность, сдобренная медом. – У меня его много, знаешь ли. Целые ведра, и все для тебя.

– Мне кажется, жар немного спал, – покорно сказал я.

Он положил руку мне на лоб:

– Так оно и есть. Сейчас. Но я не уверен, что целительница будет довольна, если ты снова напьешься.

– Целительницы здесь нет.

Он поднял светлые брови:

– Баррич бы так гордился тобой! – Он грациозно встал и подошел к дубовому шкафчику. Он осторожно обошел Ночного Волка, который распростерся у очага, впитывая во сне его тепло. Я посмотрел на залатанное окно, потом снова на шута. Мне показалось, что между ними возникло что-то вроде согласия. Ночной Волк спал так крепко, что даже не видел снов. Его живот был полон. Его лапы дернулись, когда я потянулся к нему, и я быстро отодвинулся от его сознания. Шут поставил на поднос бутылку и две чашки. Он казался слишком подавленным.

– Прости, пожалуйста.

– Ты мне это уже говорил. Тридцать пять.

– Правда, прости. Я должен был довериться тебе и рассказать о моей дочери. – Ничто, ни лихорадка, ни стрела в спине – не могло заставить меня удержаться от улыбки, когда я произнес эту фразу. Моя дочь. – Я никогда ее не видел, знаешь ли. Только Скиллом, а это совсем не то. И я хотел, чтобы она была моей. Моей и Молли. Не ребенок, принадлежащий королевству, с непосильной ношей возложенной на него огромной ответственности, а просто маленькая девочка, которая собирает цветы, учится у своей мамы делать свечи и… – Я запутался и замолчал. – Делает все то, что делают обыкновенные дети. Чейд покончит со всем этим. С того момента, когда кто-то придет к ней и скажет: «Вот, это наследница трона Видящих», – она будет в опасности. Ее будут охранять. Она научится бояться, взвешивать каждое слово и обдумывать каждое движение. Почему? На самом деле она не наследница престола. Она только незаконная дочь незаконного сына. – Я с трудом произнес эти жестокие слова и поклялся себе, что не дам никому произнести их в ее присутствии. – Зачем подвергать ее такой опасности? Одно дело, если бы она родилась во дворце и сотни солдат стояли бы на страже. Но у нее есть только Баррич и Молли.

– Баррич с ними? Думаю, Чейд выбрал его потому, что считает – Баррич стоит сотни стражников. Только гораздо более осторожен, – заметил шут. Знал ли он, как это больно ранит меня? Он разлил бренди. Я с трудом поднял свою чашку. – За дочку. Твою и Молли, – предложил он, и мы выпили. Бренди обжег мне горло.