Робин Хобб - Странствия убийцы

– Постойте! – в ужасе закричал я и почти сполз со скамейки, но Чейд удержал меня за плечи.

– Это нужно сделать, – твердо сказал он и держал меня железной хваткой, пока не подошла целительница. Когда она приложила раскаленное клеймо к моей спине, я сперва ощутил только давление и подумал, что все не так уж страшно, но потом спазм боли дернул меня гораздо резче, чем петля палача. Тьма поднялась, чтобы поглотить меня.

– Повешен над водой и сожжен! – в отчаянии крикнул я. Волк завыл.

Всплываю. Поднимаюсь, все ближе и ближе к свету. Погружение было глубоким, воды теплыми и полными снов. Я коснулся края сознания, сделал глоток бодрствования.

Чейд.

– …Но ты мог бы сказать мне, что он жив и пришел к тебе. Эда и Эль, шут, сколько раз я доверял тебе самые важные тайны?

– Столько же раз, сколько не доверял, – резко парировал шут. – Фитц просил меня хранить его появление в тайне. И так бы оно и было, не вмешайся эта менестрельша. Что бы случилось, если бы его оставили в покое, хотя бы до тех пор, пока не выйдет стрела? Ты слышал, как он бредил. Похож он на человека, который в мире с самим собой?

Чейд вздохнул:

– Всё равно, ты мог бы сказать мне. Ты понимал, что это для меня – знать, что он жив.

– А ты знал, что для меня значило существование наследника Видящих, – ответил шут.

– Я сказал тебе, как только сказал королеве.

– Да, но сколько времени ты знал о ее существовании? С тех пор, как послал Баррича присматривать за Молли? Ты знал, что Молли носит его ребенка, когда приезжал в последний раз, но ничего не сказал.

Чейд резко выдохнул, потом предостерег:

– Я бы не стал называть эти имена, даже здесь. Даже королеве я не назвал их. Ты должен понять, шут. Чем больше людей знают – тем больше риск для ребенка. Я бы никогда никому не рассказал о ней, если бы ребенок королевы не умер и мы не считали бы Верити погибшим.

– Оставь надежду сохранить это в тайне. Старлинг знает имя Молли, а менестрели не хранят секретов. – В его голосе сквозила неприязнь к Старлинг. Он холодно добавил: – Так что ты собираешься делать, Чейд? Выдать дочь Фитца за ребенка Верити? Выкрасть ее у Молли и отдать королеве, чтобы она воспитывала девочку как свою собственную? – Голос шута стал тихим.

– Я… время такое тяжелое, а нужда так велика… но… нет, не выкрасть. Баррич поймет, и я думаю, он может заставить понять женщину. Кроме того, что она может предложить ребенку? Нищая свечница, потерявшая свое ремесло… как она будет заботиться о девочке? Ребенок заслуживает лучшего и не может оставаться с ней. Подумай, шут. Как только станет известно, что девочка – наследница Видящих, она окажется в безопасности только на троне или на пути к нему. Женщина прислушивается к Барричу. Он заставит ее понять.

– Я не уверен, что самого Баррича можно будет заставить понять. Он уже отдал одного ребенка во имя долга перед королевством. Сомневаюсь, что во второй раз он сочтет это мудрым выбором.

– Иногда все пути плохи, шут. Но мы все равно должны выбирать.

Наверное, я издал какой-то звук, потому что оба они быстро повернулись ко мне.

– Мальчик? – встревоженно спросил Чейд. – Мальчик, ты очнулся?

Я решил, что это так, и приоткрыл один глаз. Ночь. Свет очага и нескольких свечей. Чейд, шут и бутылка бренди. И я. Моей спине было ничуть не лучше. Лихорадка не прекратилась. Даже прежде, чем я успел попросить, шут поднес к моим губам кружку. Проклятый ивовый чай. Я так хотел пить, что тут же осушил ее. В следующей предложенной мне чашке был мясной бульон, удивительно соленый.

– Я так хочу пить, – проговорил я, сделав последний глоток. Во рту у меня было сухо и липко от жажды.

– Ты потерял много крови, – бессмысленно объяснил Чейд.

– Хочешь еще бульона? – спросил шут. Я с трудом кивнул. Шут взял чашку и пошел к очагу.

Чейд наклонился ко мне и прошептал, странно настойчиво:

– Фитц! Скажи мне одну вещь. Ты меня ненавидишь, мальчик?

Несколько мгновений я не знал, что ответить. Но ненависть к Чейду была бы слишком трудной для меня ношей. Так мало людей в этом мире любили меня! Я не мог ненавидеть ни одного из них. Я слабо покачал головой.

– Но, – промолвил я, медленно подбирая слова, – не забирай моего ребенка.

– Не бойся, – мягко сказал он. Его старая рука убрала волосы с моего лица. – Если Верити жив, в этом не будет необходимости. А когда король вернется и займет трон, у них с Кетриккен будут собственные дети.

– Обещаешь? – молил я.

Он встретил мой взгляд. Шут принес отвар, и Чейд отодвинулся в сторону, уступая ему место. Эта чашка была теплее. Казалось, сама жизнь вливается в меня. Когда все было выпито, я почувствовал прилив сил.

– Чейд! – сказал я.

Он отошел к очагу и смотрел в огонь. Когда я заговорил, он повернулся ко мне.

– Ты не пообещал, – напомнил я ему.

– Да, – мрачно согласился он, – слишком неподходящее сейчас время для такого обещания.

Я долго смотрел на него. Потом он тряхнул головой и отвел взгляд. Он не смотрел мне в глаза. Но не стал лгать. Этого было достаточно.

– Ты можешь взять меня, – тихо сказал я, – и я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть Верити и возвести его на трон. Если потребуется, я умру ради этого. Больше того, ты можешь взять мою жизнь, Чейд. Но не жизнь моего ребенка. Моей дочери.

Он встретил мой взгляд и медленно кивнул.

Выздоровление было медленным и тяжелым. Мне казалось, что я буду смаковать каждый день в теплой постели, каждый кусок пищи, каждый миг спокойного сна. Но я ошибся. Обмороженная кожа на моих пальцах шелушилась и за все цеплялась, а новая кожа под ней была ужасно нежной. Ежедневно приходила целительница. Она настоятельно требовала, чтобы рана на моей спине оставалась открытой для оттока гноя. Я ужасно устал от отвратительно пахнущих повязок, которые она снимала, и еще больше устал оттого, что она все время тыкала пальцами в рану, чтобы та не закрылась слишком быстро. Она напоминала мне ворону над телом умирающего животного, а когда в один прекрасный день я бестактно сказал ей об этом, целительница только посмеялась надо мной.

Через несколько дней я снова мог двигаться, но все еще должен был быть крайне осторожным. Я учился прижимать локти к бокам, чтобы не напрягались мышцы спины, учился ходить так, словно на голове у меня стояла корзинка с яйцами. И, несмотря на это, я быстро уставал, а после всякой слишком напряженной прогулки у меня снова начинался жар. Каждый день я ходил в купальню, и хотя телу моему в горячей воде становилось легче, я не мог провести там ни минуты, чтобы не вспомнить, что именно в этих купальнях Регал пытался утопить меня и там я видел Баррича распростертым на земле. Слова «Иди ко мне, иди ко мне» сиреной звучали у меня в голове. Мысли и беспокойство о Верити не давали мне покоя. Все это не способствовало спокойному расположению духа. Я обнаружил, что в деталях планирую свое грядущее путешествие. Мысленно я составил список снаряжения, которое буду просить у Кетриккен, и долго спорил сам с собой о том, стоит ли брать с собой верховую лошадь. В конце концов решил, что не стоит. Там совсем не будет пастбищ; мои способности к необдуманной жестокости были, похоже, исчерпаны. Я не мог брать лошадь, зная, что тем самым обрекаю ее на гибель. Кроме того, я знал, что вскоре вынужден буду отправиться в библиотеку Джампи, чтобы попытаться найти подлинник карты Верити. И боялся искать встречи с Кетриккен, потому что она как будто забыла о моем существовании.