Робин Хобб - Странствия убийцы

– Но в твоем сне каменный дракон летал?

– Во сне я провозглашал дракона и знал, что должен лететь на нем. Я еще не видел его.

– Тогда, может быть, это все не имеет ничего общего с тем, что делает Верити? Может быть, в то время, которое тебе приснилось, еще были настоящие драконы, из плоти и крови?

Он с любопытством посмотрел на меня:

– А ты не веришь, что настоящие драконы существуют и сейчас?

– Я ни одного не видел.

– В городе, – тихо заметил он.

– Это было видение прошлого. Ты сам говорил. Он поднес одну из своих бледных рук к костру.

– Мне кажется, они похожи на меня. Редкие, но не мифические. Кроме того, если бы не было драконов из крови, плоти и огня, откуда бы люди взяли идею этих каменных статуй?

Я устало покачал головой:

– Наш разговор идет по кругу. Я устал от догадок, загадок и древних преданий. Я хочу знать, что происходит на самом деле. Я хочу знать, зачем мы проделали весь этот путь и что нам теперь делать.

На это у шута не было ответа. Когда Кеттл и Старлинг вернулись с хворостом, он помог мне сложить костер и пристроить мясо так, чтобы огонь вытопил из него жир. Остатки мы разложили у костра на свиной шкуре. Получилась порядочная груда костей и обрезков. Несмотря на то что Ночной Волк уже немало съел раньше, он выбрал себе подходящую кость и улегся грызть ее. Я решил, что он срыгнул где-то часть съеденного.

Слишком много мяса не бывает, — сказал он удовлетворенно.

Я сделал несколько попыток разговорить Кеттл, но каким-то образом это вылилось в лекцию о том, насколько больше я должен теперь тревожиться за шута. Его надо защищать не только от группы Регала, но и от притяжения различных предметов, которые могут заставить блуждать его сознание. Поэтому она хотела, чтобы мы вместе охраняли его сон. Она настаивала, чтобы шут спал на спине, а его серебряные пальцы были повернуты вверх и ничего не касались. Поскольку шут обычно спал свернувшись в комочек, он не был особенно доволен этим, но наконец мы устроились на ночь. Я должен был стоять на страже с середины ночи до самого рассвета. Но до этого времени было еще далеко, когда волк пришел, уткнулся носом в мою щеку и толкал меня, пока я не открыл глаза.

– Что такое? – устало спросил я. Кетриккен гуляет одна и скулит.

Я сомневался, что она нуждается в моем обществе. Но сомневался я и в том, что ей стоит гулять одной. Я бесшумно встал и вслед за волком вышел из палатки. Кеттл сидела у огня и тоскливо переворачивала мясо. Я знал, что она должна была видеть, как ушла королева, и не стал скрывать своих намерений.

– Я пойду поищу Кетриккен.

– Наверное, это правильно, – кивнула Кеттл. – Она сказала мне, что хочет посмотреть на его дракона, но ее нет слишком долго.

Больше слов не требовалось. Я пошел за Ночным Волком, который решительно уводил меня от костра. Но мы шли не к дракону Верити, а назад, через каменоломню. Лунный свет был слабым, и казалось, что огромные каменные глыбы каким-то образом поглощают его. Тени падали в самых разных направлениях, изменяя перспективу, и это делало каменоломню огромной.

У меня по спине побежали мурашки, когда я понял, что мы направляемся к черной колонне. Но королева оказалась довольно далеко от нее. Она стояла, сама неподвижная как камень, около девушки на драконе. Она взобралась на кусок камня, поглотивший дракона, и коснулась ноги девушки. В обманчивом лунном свете казалось, что глаза каменной девушки смотрят на Кетриккен. Свет серебром сверкал на каменной слезинке, и так же блестели слезы на лице Кетриккен. Ночной Волк приподнялся на лапах, легко запрыгнул на постамент и, тихо заскулив, прижался головой к ноге Кетриккен.

– Тише, – прошептала она, – слушай. Ты слышишь, как она плачет? Я слышу.

Я в этом не сомневался, потому что чувствовал, как она тянется к статуе Уитом, гораздо сильнее, чем я чувствовал раньше.

– Моя леди, – тихо сказал я.

Она вздрогнула, рука ее взлетела ко рту. Потом она медленно повернулась ко мне.

– Простите меня, – продолжил я. – Не хотел испугать вас. Но вы не должны оставаться здесь в одиночестве. Кеттл опасается, что от группы Регала все еще может исходить опасность, а это место не так далеко от колонны.

Она горько улыбнулась:

– Я в одиночестве, где бы я ни была. Мне кажется, они не могут со мной сделать ничего, что было хуже того, что я сама с собой сделала.

– Это только потому, что вы не знаете их так же хорошо, как я. Пожалуйста, моя королева, пойдемте со мной назад, в лагерь.

Она пошевелилась, и я думал, что она сойдет ко мне, вниз. Вместо этого она села и прислонилась спиной к дракону. Боль девушки на драконе теперь отражалась в Кетриккен.

– Я просто хотела лечь рядом с ним, – тихо проговорила она, – чтобы обнять его. И чтобы он обнял меня. Чтобы он обнял меня, Фитц. Чтобы почувствовать… Не безопасность. Я знаю, что никто из нас не в безопасности. Чтобы почувствовать, что меня ценят. Любят. Но он не захотел. Сказал, что не может коснуться меня. Что не смеет касаться ничего живого, кроме своего дракона. – Она отвернулась. – Даже в рукавицах он не прикоснулся ко мне.

Я взобрался на пьедестал рядом с ней. Я обнял ее за плечи и поставил на ноги.

– Он сделал бы это, если б мог, – сказал я ей. – Это я знаю. Сделал бы, если б мог.

Она подняла руки, чтобы спрятать лицо, и ее безмолвные слезы сменились рыданием. Она с трудом заговорила:

– Ты… и твой Скилл. И он. Ты так легко говоришь о том, что он чувствует. О любви. Но я… Я лишена этого. Я только… Я должна почувствовать его руки, чтобы прижаться к ним. Чтобы поверить, что он любит меня, как я люблю его. После того, как я столько раз предавала его! Как я могу поверить… когда он отказывается даже…

Я обнял ее и притянул ее голову к себе. Ночной Волк прижался к нам и тихо заскулил.

– Он любит вас, – сказал я ей, – правда любит. Но судьба возложила тяжкое бремя на вас обоих. Его приходится нести.

– Жертвенный, – выдохнула она и продолжала рыдать, а я держал ее, гладил по волосам и говорил, что все наладится, все непременно наладится, что будет жизнь для них, когда все кончится. И будут дети, дети, которым не будут угрожать красные корабли или злобные амбиции Регала. Через некоторое время я почувствовал, как она затихает, и понял, что утешал ее не только словами, но и Уитом. Те чувства, которые я к ней испытывал, смешались с чувствами волка и объединили нас. Мягче, чем связь Скиллом, гораздо проще и естественнее. Я держал ее в своем сердце и в своих объятиях. Ночной Волк прижимался к ней и говорил, что всегда будет охранять ее, что его мясо будет ее мясом, что ей не надо бояться ничего зубастого, потому что мы стая и всегда будем ею.

Она в последний раз судорожно вздохнула и отошла от меня. Потом подняла руку и вытерла щеки.