Робин Хобб - Ученик убийцы

– Руриск, Кетриккен, этот молодой человек очень заинтересовался нашими садами. Может быть, позже нам удастся устроить, чтобы он поговорил с теми, кто ухаживает за ними.– Она, по-видимому, обращалась именно к Кетриккен, когда прибавила: – Его зовут Фитц Чивэл.

Август внезапно нахмурился и поправил ее:

– Фитц. Бастард.

Кетриккен казалась шокированной этим оскорбительным представлением, но открытое лицо Руриска как-то потемнело. Очень легко он обратился ко мне, повернувшись плечом к Августу. Это было сделано очень изящно, но даже и в таком виде этот жест не требовал объяснения ни на каком языке.

– Да, – сказал он, переходя на чьюрда и глядя мне прямо в глаза, – ваш отец говорил мне о вас, когда я в последний раз видел его. Мне горько было услышать о его смерти. Он многое сделал для укрепления связей между нашими народами.

– Вы знали моего отца? – глупо спросил я. Он улыбнулся мне:

– Конечно. Мы с ним вместе вели переговоры о возможностях использования Прохода Синего Камня в Мунсее, когда он впервые узнал о вас. Когда наша дипломатическая миссия была закончена, мы сели, чтобы вместе поесть, и разговаривали как мужчина с мужчиной о том, что он теперь должен делать. Признаюсь, до сих пор не понимаю, почему он счел, что не должен становиться королем. Обычаи одного народа сильно отличаются от обычаев другого. Однако с этой свадьбой мы должны стать ближе к тому, чтобы сделать из наших людей один народ. Вы думаете, это бы обрадовало его?

Руриск разговаривал только со мной, и то, что он пользовался чьюрда, было эффективным средством исключить Августа из нашей беседы. Кетриккен казалась очарованной. Лицо Августа за плечом Руриска окаменело. Потом с мрачной улыбкой чистейшей ненависти ко мне он повернул в сторону и присоединился к группе, окружавшей Регала, который разговаривал с королем Эйодом. По какой-то причине ко мне теперь было обращено все внимание Руриска и Кетриккен.

– Я не знал моего отца, но думаю, что он был бы доволен, увидев... – начал я, но в этот момент принцесса Кетриккен ослепительно улыбнулась мне:

– Конечно, как я могла оказаться такой глупой? Вы тот, кого они зовут Фитцем. Разве не вы обычно путешествуете с леди Тайм, отравительницей короля Шрюда? И разве вы не ее помощник? Регал говорил о вас.

– Как мило с его стороны, – бессмысленно промямлил я. Понятия не имею, что еще мне было сказано и что я отвечал. Я мог только благодарить судьбу за то, что не рухнул на месте. И про себя в первый раз я понял, что-то, что испытываю к Регалу, гораздо больше, чем просто отвращение. Руриск нахмурился, по-братски упрекая Кетриккен, и потом повернулся, чтобы поговорить со слугой, срочно требующим от него каких-то инструкций. Вокруг меня люди дружелюбно переговаривались среди летних красок и запахов, но я чувствовал себя так, словно все внутри меня превратилось в лед. Я пришел в себя, когда Кетриккен дернула меня за рукав.

– Они там,– сообщила она мне,– или вы сейчас слишком устали, чтобы наслаждаться ими? Если вы сейчас хотите отдохнуть, это никого не обидит. Я поняла так, что многие из вас слишком устали даже для того, чтобы дойти до города.

– Но многие не устали и могли бы действительно насладиться возможностью не спеша пройтись по Джам-пи. Я слышал о Голубых фонтанах и очень хочу увидеть их. – Я только слегка колебался, говоря это, и надеялся, что мои слова имеют хоть какое-нибудь отношение к тому, о чем она говорила. По крайней мере, это никак не касалось ядов.

– Я прослежу, чтобы вас отвели к ним, может быть, сегодня вечером, но сейчас пойдемте туда. – И без дальнейших формальностей она увела меня из зала. Август посмотрел нам вслед, когда мы уходили, и я увидел, как Регал повернулся и сказал что-то, наклонившись к Роуду. Король Эйод вышел из толпы и милостиво смотрел на всех со своего помоста. Я удивился, почему Роуд не остался с лошадьми и другими слугами, но тут Кетриккен отдернула в сторону от дверного отверстия раскрашенную занавеску, и мы вышли из главной комнаты дворца.

Мы оказались снаружи и пошли по каменной дорожке под аркой деревьев. Это были ивы, и их живые ветви были соединены и перевиты над головой, чтобы сформировать зеленый покров, защищающий от полуденного солнца.

– И они защищают дорожку от дождя. По крайней мере большинство из них, – добавила Кетриккен, заметив мой интерес. – Эта дорога ведет к Тенистым садам.

Они мои любимые. Но, может, сперва вы хотели бы посмотреть травы?

– Я с удовольствием посмотрю любые сады, моя леди, – ответил я, и это по крайней мере было правдой. Здесь, вдалеке от толпы, у меня было больше возможностей разобраться со своими мыслями и обдумать, что делать в моем скользком положении. Я с опозданием понял, что принц Руриск не выказывал никаких признаков ранения или болезни, о которых докладывал Регал. Мне нужно было выйти из этой ситуации и посмотреть на нее другими глазами. Тут происходило нечто большее, гораздо большее, чем я мог предположить. Но я с усилием оторвался от собственной проблемы и сосредоточился на том, что говорила мне принцесса. Она четко выговаривала слова, и я обнаружил, что беседовать с ней гораздо легче, чем пытаться вникнуть в общий гул Большого зала. Она, по-видимому, очень много знала о садах и дала мне понять, что это не хобби, а знание, которое было ей необходимо как принцессе. Пока мы шли и разговаривали, мне постоянно приходилось напоминать себе, что она принцесса и обручена с Верити. Я никогда прежде не встречал женщины, похожей на нее. У принцессы было тихое достоинство, совершенно непохожее на высокомерное осознание своего положения, которое я часто встречал у людей более высокого рождения, чем я. А она, не задумываясь, улыбалась или нагибалась, чтобы порыться в земле вокруг растения и показать мне какой-нибудь особенный корень, о котором она рассказывала. Она стирала с корня землю, потом отрезала кусочек из середины клубня ножом, висевшим у ее пояса, чтобы дать мне попробовать его на вкус. Она показывала мне некоторые острые травы, которыми можно приправлять мясо, и настаивала, чтобы я попробовал каждый из трех вариантов, потому что, хотя эти растения были очень схожи, ароматы их резко различались. В некотором роде она напоминала Пейшенс, только без ее эксцентричности, а с другой стороны, была похожа на Молли, но без той грубоватости, которую Молли вынуждена была приобрести, чтобы выжить. Как и Молли, она разговаривала со мной прямо и честно, как если бы мы были ровней. Я подумал, что Верити эта женщина может понравиться гораздо больше, чем он ожидает.

И все-таки другая часть меня беспокоилась о том, что Верити подумает о своей невесте. Его вкусы в отношениях с женщинами были очевидны каждому, кто достаточно общался с ним. А те, кому он улыбался, были обычно маленькими, круглыми, темноволосыми, часто кудрявыми, с детским смехом и крошечными мягкими руками. Что он подумает об этой высокой светлой женщине, которая одевается просто, как служанка, и утверждает, что очень любит ухаживать за своими садами? По мере течения нашей беседы я выяснил, что она говорит об особенностях соколиной охоты и выращивании лошадей так же свободно, как любой егерь. А когда я спросил ее, что она делает для удовольствия, последовал рассказ о маленькой кузнице и инструментах для обработки металла, и она приподняла волосы, чтобы показать серьги, которые сделала себе. Тонко выкованные серебряные лепестки цветка обхватывали крошечный драгоценный камень, как каплю росы. Я говорил когда-то Молли, что Верити заслуживает знающей и деятельной жены, но теперь думал, не станет ли она его обманывать? Он будет уважать ее, это я знал, но что значит уважение между королем и его королевой?