Ник Перумов - Черное Копье

Они успели торопливо обняться – гномы получили краткий передых в соединенных рядах фаланги, уменьшившейся в числе, но по-прежнему непобежденной, – как на строй вестфольдингов рухнул тяжкий молот орочьего удара. С флангов, утративших защиту конницы, обрушились истерлинги.

Роханское войско прорывалось на север. Фаланга отходила, сжимая и сжимая ряды, несмотря на вражеский напор. Не было приказов, не стало управления; и принявший команду последний из оставшихся в живых сотников повел вестфольдскую пехоту на северо-запад, вслед за конницей, ища спасения под лесной защитой.

И, прокладывая себе путь через смертное поле, видели оставшиеся в живых бойцы роханской фаланги, как поредевшие полки всадников Марки, разрывая смертельные объятия врагов, устремляются на север. Дунландцы, сломав строй врага, продержались ровно столько, сколько нужно было полководцам Вождя для того, чтобы развернуть потерявшие строй войска, привести их в порядок – и атаковать. И сразу сказался их численный перевес; воодушевленные от неожиданного, но появившегося так вовремя союзника, воины Олмера смяли противостоявших им роханцев, попросту задавив их своей многочисленностью.

Однако остановить уцелевшие полки центра и правого крыла войска Марки оказалось непросто. На их дороге оказались отброшенные гвардейцами короля дунландцы, потрепанные, потерявшие множество своих; и мстя сразу за все, в том числе и за будущий триумф сегодняшних врагов, прорываясь к спасительным лесам, всадники Рохана разметали дунландский строй окончательно и пошли по телам.

Но уже смыкались руки-крылья Олмерова войска, мчались с визгами истерлинги, ангмарцы, хазги, напирали орки, вновь появились всадники с тигроволками на длинных ремнях; роханские сотни щедро тратили последние стрелы, дорого продавая свои жизни, каждый шаг врагу стоил огромных жертв.

Королевское знамя вздрогнуло и исчезло среди моря конских и человеческих тел. Властитель Эдораса не стал искать дороги к спасению. Он принял смерть на поле, где похоронен был свободный Рохан…

Кольцо врагов сомкнулось. На упорно цепляющийся за жизнь четырехугольник вестфольдской фаланги ударили со всех сторон. Какое-то время роханские храбрецы еще находили в себе силы сопротивляться; но вот орки, не щадя себя, по телам своих мертвых дорвались до самой линии щитов – и в невообразимой рукопашной, где в ход пошли уже не мечи и копья, а кинжалы, кулаки и чуть ли не зубы, сломали-таки строй противника. Началась кровавая резня…

Однако всемогущая Судьба хранила друзей и в эти страшные минуты. Они сумели не потеряться; держались рядом все: и эльфы, и гномы, и Атлис.

Бойня кипела повсюду, под ногами хлюпала кровь – но надо было выдираться, если они хотели жить. И Атлис, рыча, вцепился в древко отскочившего от его кольчуги копья, ярость гондорца была столь велика, что он одним движением вырвал хазга из седла. Тот покатился прямо под ноги Торину, гном взмахнул топором… Атлис швырнул поводья хоббиту.

– Добывайте коней! – рявкнул гондорец.

И когда на них наскочили трое ангмарцев, эльфы без лишних слов срезали их подобранными тут же на земле стрелами, а Торин с Малышом, приняв грудью выпущенные в упор стрелы двух хазгов, сполна отплатили лучникам. Теперь можно было прыгать в седла…

Им вновь повезло. На их пути оказались конные ховрары – неважные лучники. Те попали несколько раз в закрывавших друзей собственными телами хоббита и гномов, но мифрил легко отразил их стрелы, а друзья отчаянным натиском продрались сквозь ховрарские ряды – и внезапно очутились на свободном месте. Они вырвались за пределы вражеского кольца; рядом спасительной тенью чернел лес. Бессмысленно было возвращаться в безнадежно проигранное сражение; и они погнали коней к зарослям, вслед за другими роханцами, вырвавшимися из кольца врагов. Король Рохана ценой своей жизни проложил дорогу уцелевшей части своего войска. На поле боя еще гремело оружие, еще кто-то сопротивлялся, так и не сумев пробиться, но спасшимся, приходилось удирать.

Дунландская доблесть! О тебе слишком долго не вспоминали. Горцы отомстили – и легли сами, но дело свое сделали. Последний рубеж обороны был прорван. Вождю открывалась прямая дорога на Арнор.

Глухая чащоба. Овраг, дно устлано сухими травами. Кони привязаны к деревьям на склонах. Внизу, у груд желтого трескучего папоротника, собрались люди – человек сорок, может, даже пятьдесят. Высокое небо чисто, неяркое зимнее солнце скупо освещает глубокую ложбину. На небольшом костре жарится дичина, вокруг разложено разнообразное оружие. Царит тишина, лишь изредка, переступая с ноги на ногу, хрустнет сучком лошадь.

Уже пятый день уцелевшая половина роханского войска уходила от врага.

Пятый день, как сотни посланных вдогон хазгов, волчьих всадников и орков обшаривали холмы и долины в поисках отставших небольших отрядов роханцев.

Схватка неравная – врагов было стократ больше. Однако разбитые, частично рассеянные воины Марки не помышляли о сдаче: роханцы по-прежнему огрызались при первой возможности, забирая, сколько могли, вражеских жизней. Но как!..

Фолко сидел у костерка, обхватив колени. Схлынуло отчаяние первых дней; осталось холодное упорство, слитое с тяжкой, подсердечной ненавистью.

Его товарищи при первом удобном случае предают огню и мечу дунландские деревни; Фолко не мог одобрить этой бессмысленной жестокости. Роханцы не щадили никого, даже кошек и собак; почти вся дунландская пехота полегла в битве, в селеньях оставались лишь старики да молодежь; женщины молили о пощаде – тщетно; в глазах воинов Марки этот народ стал главным виновником гибели их армии и королевства – и они отводили душу. Не считаясь с опасностью того, что их заметят, роханцы жгли дома, резали скотину, убивая всех, кто подвертывался под руку; спрятавшихся, впрочем, не искали.

Умом хоббит понимал кровавую свирепость своих товарищей по оружию. В отряде не осталось человека, у кого не погиб или не пропал бы без вести друг, брат, сын или отец; их родина осталась в руках неприятеля, и они могли только гадать, что приключилось с их близкими, никто не знал, живы ли остатки их семей, те, что укрылись в горах…

Умом Фолко мог понять происходящее, но не простить. Его мутило от кошмарных кровавых сцен, свидетелем которых он стал; однако, как он ни отговаривал спутников, его не слушали; дело доходило до серьезных ссор.

Роханцы тешили сердца кровной местью, и для того, чтобы наверняка остановить их, Фолко пришлось бы перебить весь их отряд.

Хоббит, эльфы и гномы, которым тоже претило убийство безоружных и бессмысленное разорение страны, пытались уговорить воинов Марки скорее покинуть эти места и пробиваться на север, откуда неминуемо должны были наступать многочисленные арнорские полки. Роханцы отвечали на все это полубезумным смехом. Фолко казалось, что многие просто повредились в уме от горечи поражения; они не хотели никуда уходить, они желали мстить, а на вполне резонные замечания Амрода и Беарнаса, что мстить должно только тем, у кого в руках оружие, следовала лишь черная брань. У Фолко начала зреть мысль об уходе из отряда. Однако после четырех спаленных деревень роханцы как будто бы несколько поуспокоились.