Ник Перумов - Воин великой тьмы (Книга Арьяты и Трогвара)

"Ого! Третий Знак в Иерархии!" – Трогвара захлестнула пьянящая радость. Жаль, конечно, что не Второй... но брат Арьяты тогда еще плохо умел лгать самому себе. Тигран сильнее меня, честно признавал он. Пусть не очень, но все же посильнее...

Юноши один за другим подходили к узкоглазым слугам. Ритуал нанесения Знака давным-давно был отработан до мельчайших деталей, придуманы остроумные и сложные механизмы, управляющие сотнями и сотнями тончайших, не толще человеческого волоса, иголок, что вводили в кожу десятки оттенков различных красок, сваренных по особым рецептам из редких горных трав и морских водорослей. Нанести сколь угодно сложный Знак из уже имевшихся не занимало у мастеров и минуты; другое дело, если бы потребовалось создать что-то совершенно новое...

Раскаленные иглы жестоко терзали плечо, боль ввинчивалась в виски Трогвара, и приходилось напрягать все силы, чтобы сохранить прежнее, радостно-беззаботное выражение лица, предписанное строгим обычаем. Многоцветье красок вкалывалось в кожу, и вот настал миг, когда маска была снята и Трогвар увидел на своем плече посредине багрового пятна Крылатого Пса, скалящего зубы в вечной ярости, уже расправлявшего крылья, готового взлететь...

Обряд был завершен. Ворон, пролетавший в этот миг над двором крепости, увидел бы строгие ряды застывших учеников, небольшую группу Наставников в центре, а между ними и открытыми по этому случаю воротами выровнялся и вскинул в последнем приветствии руки строй тех, кто покидал сегодня Школу.

– Служите Владычице, отринув себя! – строго произнес Главный Наставник; фраза эта была новой, раньше много-много лет подряд звучало "Служите Королю!"; имени никогда не называлось, тем самым ученики как бы шли служить самой идее Халланского королевства, а не определенному человеку, носившему в то время корону. Теперь все изменилось... В том числе и фраза прощального обряда, и то, что там звучало слово "Владычица", ничего не меняло – у хозяйки Халлана не было собственного имени, ее называли только так, и никак иначе.

– Служите Владычице, отринув себя!

– Пусть враги твои, Наставник, умрут без сыновей! – дружно грянули в ответ восемь здоровых глоток..

Потом был о еще празднество, песни и пляски, прощальные бои; по обычаю, получившие Знак не участвовали в них – едва приняв на тело свой отныне вечный символ, они давали нерушимую клятву не поднимать друг на друга даже тупого учебного оружия.

Школа шумела всю ночь, всю теплую осеннюю южную ночь, и затихла лишь к утру...

А едва отзвенел обеденный колокол, как все – и ученики и наставники – вновь высыпали во двор. Там стояли восемь получивших вчера Знаки – уже в походной одежде, с котомками за плечами; а еще каждый, прошедший Школу, уносил с собой любимый клинок.

Теперь уже не звучало ни прощальных слов, ни музыки – все было сказано, спето и сыграно вчера. Молодые воины спали сколько хотели после веселой прошедшей ночи, а поднявшись и приведя себя в порядок, собрались во дворе. Настало время уходить.

Молча, лишь склонив в прощальном поклоне головы, восемь юношей медленно прошли за ворота. Дружно остановились и оглянулись – и ворота тотчас захлопнулись за ними. Пора ученичества кончилась.

Ни один глаз не следил за ними из бойниц крепости, никто не вышел проводить их до поворота; напротив, за покинутыми ими стенами рога заиграли до боли знакомый сигнал к началу послеобеденных занятий.

Стараясь не смотреть друг на друга, юноши переминались с ноги на ногу, словно ожидая чего-то, хотя сами прекрасно знали, что вся Школа уже занялась повседневными делами и притворяется, будто ей больше нет никакого дела до вышедших из ее стен. Конечно, в спальнях еще долго не стихнут разговоры об этом дне, о полученных выпускниками Знаках – но дороги назад уже не было.

– Ну, что здесь стоять-то, пошли, что ли, а то все сапоги тут простоим, – решился нарушить тишину Грон.

И словно порвалась невидимая цепь, накрепко еще привязывавшая Носящих Знак к заветным воротам; не сговариваясь, они разом повернулись спинами к крепостным стенам и зашагали по узкой полузаросшей дороге.

Шагали молча – слова казались сейчас неуместными. Так получилось, что никто из молодых воинов не был связан особо крепкими дружескими узами с остальными, и потому никто не дерзал нарушить тишину.

Так, в траурном молчании, точно на похоронах, они прошагали весь недлинный путь до крошечного приморского городка, откуда расходилось несколько торных дорог. Наступило время прощаться и им.

По обычаю, остановились на заветном перекрестке, где из года в год расставались прошедшие Школу молодые воины Ветер поднимал едкую желтоватую пыль, она мешала говорить, и от нее – ясно дело! – очень сильно слезились глаза...

– Кто куда, братья? – медленно проговорил Стамп. Он, похоже, тяжелее всех переживал расставание со Школой и сотоварищами. Друзей у него не было, однако он приятельствовал, считай, со всеми – умение, которым из всех восьми отличался лишь он один.

– Домой, конечно же, – застенчиво улыбнулся Фалдан. – Мама, отец, сестры заждались...

– И я, и я тоже, – перебивая друг друга, выпалили Мерлин и Таран.

– А я погуляю по белу свету, – беззаботно махнул рукой Стамп. – Рано мне под материнский подол...

– Так пошли со мной к морю, в Беттор. – Саваж деловито разливал прощальный рог. – Командир Эрандо готовит дальний поход в Южный Хьёрвард, хорошо бы попасть к нему под начало, он отменный капитан и воин.

Тигран отмолчался, и его не стали трогать. Переживает человек, ясное дело – так надеялся на Первый Знак!

– Я к отцу, на перевал, туда, за Неллас. – Грон сдул со лба непослушную прядь. – Говорят, там опять жарко, варвары, похоже, оправились... Ну а ты, Трогвар, чего молчишь?

– Я пойду в столицу, – отчеканил Крылатый Пес. – К Владычице.

Все переглянулись. В Школе знали, что Трогвар сирота и что ему некуда податься, – но что делать в Дайре?

– Зачем? – удивился Саваж. – Ковры богатым матронам выколачивать? Там же и меча-то как следует не обновить! А на службу просто так не возьмут. Идем с нами, Эрандо возьмет, вернемся и со славой, и с золотишком – тогда я и сам в Дайре наведаюсь!

Трогвар упрямо нагнул голову, и его тотчас оставили в покое – этот непреклонный вид был слишком хорошо знаком остальным. Коль упрется, то уже ничем не сдвинешь...

Трогвар сумел напоследок удивить своих былых товарищей. Никто и никогда из Школы Меча не осмеливался предложить свою службу Владычице или прежним королям, не совершив сперва какого-нибудь достойного деяния. Сперва отличись, добейся славы – и уж потом клади свой меч на ступени Хапланского трона!

И как мог Трогвар объяснить остальным, что две страсти в равной степени владеют им – отыскать тропку к Перворожденным и служить Владычице Не барону или командору, годами дожидаясь случая показать себя (ведь не так-то просто отличиться воину в дни мира!), а Ей, и только Ей. Потому что он любит Ее превыше самого себя, потому что единственная цель, достойная мужчины, – быть полезным Ей, а высшее счастье – умереть, защищая Ее!