Ник Перумов - Адамант Хенны

Пальцы правой руки хоббита лежали на теплой рукояти кинжала. Левую он положил на стол так, чтобы камень в перстне эльфийского принца был одновременно направлен и на Эодрейда, и виден ему, Фолко. Хоббит впился взглядом в лицо короля, приводя себя к полному внутреннему молчанию. Серая мгла затопляла сознание; мало-помалу начал гаснуть и окружающий мир.

Хоббит более не чувствовал собственного тела; казалось, он парит в неведомом призрачном океане, где, кроме него, остался только один живой человек – король Эодрейд. Внезапно прямо перед хоббитом появилось сияющее, огненно-алое существо – он с трудом узнал того самого мотылька, что мирно трепетал крылышками в такт дыханию Фолко, укрытый в глубинах синего кристалла.

Откуда-то из-за спины Эодрейда лучился яркий, обжигающий глаза свет. И не просто лучился – он пронзал короля насквозь, бился огненными сполохами в его сознании, наполняя силой и ненавистью к врагам. И туда, к этому свету, стремглав мчался также и крылатый дар принца Форве. Хоббиту чудилось: он, Фолко, тоже взмывает в поднебесье вслед за чудесной бабочкой. Серая мгла чуть расступилась, мелькнули изломы коричневых гор, сверкающие ледяные короны на вершинах, полоса лесистых всхолмий и, наконец, – беспредельность моря. Откуда-то из-за горизонта, из тех краев, где солнце стоит прямо над головой, струился этот свет… Мотылек купался в его лучах, и вдруг – легкие крылья окаймил огонь, стремительное пламя пробежалось по телу летучего создания, обращая его в невесомый пепел… И в тот же миг навстречу Фолко рванулась земля.

Он пришел в себя от льющейся сверху ледяной воды. Увидел полные тревоги лица гномов и Эодрейда и привстал.

Оказалось, что он свалился со стула, да так неудачно, что в кровь разбил лоб. Удар о каменный пол был настолько силен, что хоббит впал в забытье. Но… что же он только что видел? Взгляд хоббита первым делом упал на перстень – там все оставалось по-прежнему, огненный мотылек плавно взмахивал крыльями, целыми и невредимыми…

– Прошу простить меня, м-мой повелитель, – выдавил из себя хоббит.

– А разве что-то случилось? – невозмутимо произнес Эодрейд. – Так на чем мы остановились, почтенный Торин?

Правитель действовал согласно светскому кодексу Рохана – не замечать, если кто-то попал в смешное или нелепое положение.

Фолко поднялся, стирая с лица воду. Щеки его пылали от стыда. Не чуя под собой ног, он кое-как уселся на свое место.

И все-таки, что же ему предстало? Едва ли это можно приписать удару головой об пол. Странный свет, бьющий в спину Эодрейду…

И это видение… Путь на неведомый Юг – туда, к Умбару и Хараду…

Значит ли это, что Фолко и гномам предстоит теперь дорога на полуденные рубежи Средиземья? Первое странствие было на Восток; теперь, выходит, нужно идти на Юг? Но можно ли верить всему явленному? Ох, нет, лучше уж поверить, а то прошлый раз все сомневались и сомневались…

Вопросов, однако, оставалось куда больше, чем ответов. Откуда взялся загадочный свет? Почему он действует на Эодрейда и не действует, скажем, на него, Фолко? Кто знает… А сил, чтобы разобраться во всем, не хватает.

Как помогли бы сейчас эльфы!.. Но их нет, и, значит, придется рассчитывать только на себя.

– Не могу сказать, что это дело мне по сердцу, – угрюмо говорил тем временем Торин. – В случае неудачи поход поставит Рохан на грань гибели.

Нужно ли доказывать это? С Исенской Дуги ушла живой половина войска. И тогда оно, это войско, было в десять раз больше того, что мы можем выставить сейчас. В Весеннем Походе участвовало тридцать тысяч всадников, а теперь? Десять едва наскребем…

Эодрейд кивнул:

– Ты прав. Победы стоили нам недешево… Но рассуди сам – почему мы выводим в поле только десять тысяч вместо тридцати? Да потому, что большинство выживших в Исенской Битве были ветеранами. Десять лет не прошли даром. Бойцы постарели. В поле их уже не выведешь. Но они еще могут – и ой как могут! – сражаться на стенах крепостей. А наши горные убежища себя оправдали. Ведь ховрарам так и не удалось взять ни одно из них!

– Но если полевая армия погибнет – кто придет на помощь осажденным? – упрямо гнул свое Торин. – Ведь мы же считали, что шесть тысяч можем отправить в бой, только шесть тысяч! Три тысячи придется оставить на Востоке. Одну – заслоном на Исене. Иначе никак.

– Я готов рискнуть и не оставлять на Андуине ни одного копья, – решительно заявил Эодрейд. – Дома легко восстановить. Добро легко вывезти.

А войско, ты прав, должно вернуться. Будет войско – и остальное появится.

– Едва ли это понравится людям… – проворчал Торин. – Только-только одна война закончилась…

– Но ведь мы не завтра же выступаем, – возразил Эодрейд. – Армия останется в Хорнбурге. Я буду ждать вашего возвращения, потому что без Морского Народа справиться с врагами куда как нелегко.

– А если нам не удастся набрать четыре тысячи мечей? – встрял Малыш. – Если эльдринги откажутся?

– Тогда и будем думать, – с непроницаемым видом ответил правитель.

«Он не отступит и тогда, – подумал Фолко. – В него словно вдохнули некий гибельный порыв… и король уже не может остановиться».

Разговор замирал. Все наставления получены; верительные грамоты вручены; Торин и Малыш выразительно косились на хоббита.

– Тогда мы просим позволения откланяться, – поднялся тот. – И все же, мой король, могу я, уже после того как мы получили приказ и, разумеется, постараемся исполнить его наилучшим образом, могу ли я спросить вас, как давно родился этот план? После Тарбадской Битвы вы ни разу не высказывали подобных мыслей.

– Когда родился? – Казалось, Эодрейд ничуть не удивился вопросу. – Совсем недавно. Когда мы уже оказались здесь, в Хорнбурге. Я ответил тебе?

– О да. – Фолко поклонился.

– Ну что? Ну как? – накинулись на него гномы, как только они все трое оказались в своем покое.

– Как, как… – проворчал Фолко, падая на кровать. Волнами накатывала усталость, горели глаза, словно их обожгло неистовое сияние загадочного иномирового огня. – Видел я… нечто. Вот послушайте…

– Огонь на Юге? Свет, что заставил Эодрейда лишиться рассудка? – Торин пожал плечами. – Может, оно, конечно, и так… Но все равно – ничего толком мы не узнали!

– Не узнали, – уныло признался Фолко. – Только шишку даром набил…

– Но поручение-то Эодрейда – оно куда, не на юг ли? – прищурился Малыш.

– Глядишь, там что и узнаем… Может, там перстень точнее подскажет, а?

– На перстень надейся… – проворчал Торин. – Ох, до чего же мне это не нравится! Как оно все некстати! Да еще и Брего… Он-то нам эту ночь едва ли простит.

– Простит не простит… – махнул рукой Малыш. – Скажи лучше, что делать с самим Эодрейдом? Как его отговорить? Я, честно признаться, думал, что лучше всего привезти ему отказ Морского Народа…