Глен Кук - Тьма всех ночей

– Да, – сказала Мария. – Она очень страдает.

Вартлоккур дрогнул. Он почувствовал обвинение в словах жены, словно она спрашивала: почему она сама не испытывает эту боль более часто. Она хотела еще детей. Но это обвинение существовало только в его воображении. У Марии не было никаких задних мыслей.

– Схватки уже наступают, – сказал Старец.

– Вовремя, – добавила Мария, сочувствуя.

Муж этой женщины и повивальная бабка двигались к ее кровати. Слуги суетились, принося тряпки, воду и благовония, чтобы облегчить боли. В глубине комнаты мужчина с соколом на плече скармливал дрова гигантскому очагу, безуспешно пытаясь поддержать тепло в комнате.

Женщина из последних сил произвела ребенка – девочку, как и обещали видения. Девочка была уродливой, сморщенной, красной и ничем не примечательной. Но Вартлоккур и Старец помнили другое изображение, когда они видели ее в зеркале взрослой. Отец назвал ее Непантой – так называлось магическое зелье, освобождающее от забот сердце человека. Он поднес ребенка к материнской груди, укутал обеих и вернулся к управлению делами замка. В течение часа непрекращающееся кровотечение прервало жизнь матери.

Когда все закончилось, в Клыкодреде была большая радость. Вартлоккур и Старец объявили всем выходной день и распорядились устроить праздник. Был заколот бык, принесено вино, устроены игры и состязания, а трубач доведен игрой до неистовства. Люди танцевали, пели, веселились. Кроме Марии. Она была смущена более, чем всегда, а ее чувства разбиты.

А затем – трубач.

Когда день близился к вечеру и уровень в винных бочках упал до осадка, когда уже не один бражник перешел от хмельного задора к пьяному отупению, многие утратили веселое настроение. Старец становился все скрытнее и раздражительнее, пока его речь не превратилась в сплошное рычание. С каждой чашей вина время давило на него тяжестью прожитых тысячелетий. Все зло, которое он видел и делал, теперь преследовало его.

– Навами, – бормотал он несколько раз. – Моя вина. – Тоска и злость вернулись, чтобы напомнить, что ждет его в будущем. Старец все больше погружался в депрессию. Смерть, призрака которой он никогда не видел, становилась желанной, любимой, дразнящей леди, вечной мечтой о невозможном.

То же творилось и с Вартлоккуром: по мере того как возбуждение от вина проходило и в его висках заколотился пульс, прошлое вернулось. Он вспомнил все, что хотел бы вычеркнуть из памяти: смерти в давние времена, годы в Шинсане и отзвуки сделок, которые он там заключал. Тех, за которые он получил свое знание. И скрытое зло в использовании людей, которые стали его союзниками в разрушении Ильказара. Сейчас они были мертвы – эти люди и эти дни, – как и многое в нем самом. Сколько людей умерли, проклиная его? Вспомнились крики в погибающем Ильказаре… Они до сих пор преследовали его в страшных ночных кошмарах. Но сейчас благодаря пульсирующей боли, оставленной перепоем, эти кошмары ворвались в его бодрствующий разум…

– Мерзость! – взревел Старец, швыряя пустой флягой в трубача. Он вскочил в гневе и трахнул кулаком по столу. – Я запретил тебе играть это!

Трубач, который – чашу за чашей – тоже слишком перебрал, насмешливо поклонился и повторил пассаж. Тишина охватила зал. Все глаза оборотились к Старцу, который вытащил нож из подставки в жарком и начал подкрадываться к шутнику.

Трубач, сообразив, что зашел слишком далеко, побежал к Вартлоккуру. Чародей всегда успокаивал Старца.

Бедный дурак! Он не успел еще спастись от одного хозяина, когда довел другого пассажами из «Чародеев Ильказара». Что-нибудь иное Вартлоккур еще бы простил. Но этого он сейчас перенести не мог.

Он не стал предупреждать…

Он пропел длинное заклинание, часто останавливаясь, чтобы справиться с заплетающимся языком. Заклинание закончилось резким хлопком в ладоши и выкриком. Трубач лишился веса и поплыл вверх. С рычанием Вартлоккур пнул трубача так, что тот, вращаясь, полетел через всю комнату. Бедняга кричал, молотил воздух, его рвало, и он крутился в пределах досягания Старца. К сожалению, Мария и другие женщины к этому времени ушли из зала. Присутствие смягчающей женственности могло бы отвратить несчастье.

Старец схватил трубача за руку, закрутил его, а затем швырнул в толпу пьяных слуг, среди которых мало кто любил этого дурачка. Паренек имел привычку говорить правду, которую никто не хотел слышать.

Сработал инстинкт толпы. Трубач превратился в вопящий мяч, прыгающий по комнате, а Вартлоккур и Старец были заводилами в игре. Они походили на животных, забавляющихся с беззащитной жертвой, их жестокость приносила удовольствие сама по себе. Кто-то припомнил, что этот дурачок боится высоты. Толпа бросилась из зала к стене замка.

С отчаянными воплями трубач повис над тысячей футов пустоты. Он скулил, он молил о пощаде. Они хохотали. Ветер относил его прочь от стены. Злобно усмехаясь, Вартлоккур подтянул трубача, пока тот не схватился отчаянно за парапет, а потом полностью освободил его. Трубач полетел вниз с вымученным воплем, в ожидании смерти, – и был остановлен в дюжине футов над ледяными зазубренными скалами.

Ветер пробрался сквозь крохотные отверстия в одежде Вартлоккура. Холод принес отрезвление. Чародей осознал, где он находится и что творит. Стыд нахлынул мощной волной, сметая безумие. Он затащил трубача, приготовившись защищать его… И увидел, что в этом нет нужды – холод успел оказать свое действие на всех. Большинство гостей уже ушли, чтобы он мог остаться наедине со своим позором.

Вартлоккур и Старец принесли бурные извинения, предлагая возместить убытки.

Трубач не обратил на них внимания. Он молча пошел прочь, тая свои гнев и страх. Его удаляющаяся спина – последнее, что они увидели.

Обезумевшая от горя Мария выдернула Вартлоккура из гнетущего сна. Страдая от похмелья, он требовательно спросил:

– Что?

– Он исчез!

– М-м? – Он сел, потер виски, но это не принесло облегчения. – Кто?

– Ребенок! Твой сын! – Не понимая, он смотрел, как слезы преображают ее темное лицо. Его сын?

– Ты собираешься хоть что-нибудь сделать? – потребовала она.

Его голова начала проясняться, мозги заработали. Интуитивно он спросил:

– Где трубач?

Через пятнадцать минут они знали. Дурачок исчез тоже, а вместе с ним мул, одеяла и запас еды.

– Какая жестокая месть! – закричал Вартлоккур. Он и Старец вместе проводили дни в Башне Ветров, выслеживая беглеца, но в конце концов были вынуждены признать свое поражение. Казалось, что мужчина и ребенок исчезли с лица земли.

– Судьбы использовали нас зло и жестоко, – сказал Старец.

Безусловно. Они взяли заложника, чтобы обеспечить участие Вартлоккура в Большой Игре.