Виктория Угрюмова - Обратная сторона вечности

– А остальных? – заинтересовался Архан.

Страж только первый день выполнял свою почетную миссию, поэтому не привык к своему особенному положению. И считал себя обязанным подробно ответить на вопрос гохона:

– Мы обязаны испрашивать дозволения у Самаэля, пускать ли к нему тех, кто хочет говорить с ним.

– Мудро, – одобрил Хоу-и.

– Урмай-гохон повелел не беспокоить его по пустякам, дав старейшинам право решать споры женщин с женщинами и женщин с мужьями. Только в тех случаях, когда старейшины не могут договориться, дозволено беспокоить повелителя, – доложил воин, понизив голос.

– И это мудро, – сказал Хоу-и.

– И еще приказано, чтобы гохоны не занимались спорами, тяжбами и обидами, но ведали оружием, воинами, а также едой и лошадьми. Им никто не указ, кроме урмай-гохона.

– И это очень мудро, – согласился Архан.

– Тогда нам надо поторопиться, – обратился к своему спутнику Хоу-и. – Самаэль может разгневаться, что мы заставляем его ждать.

Он откинул полог шатра и вошел внутрь.

– Приветствую тебя, могучий сын Ишбаала.

– Рад видеть тебя здоровым и сильным, – сказал Архан.

Самаэль обернулся к ним. Он сидел на мягких шкурах, рассматривая какие-то свитки. Это были купленные им еще в Хадрамауте подробные карты Варда и отдельных государств. Сейчас он занимался изучением карты Сихема и Бали.

– Какие новости вы привезли? – спросил он.

Архан задумался, предоставив Хоу-и возможность говорить с владыкой. Что-то странное чудилось ему в выражении лица Самаэля, будто прибавилось в нем жестких черт, да и голос звучал резче и грубее, чем он уже привык.

– Мы сделали все, что ты велел, божественный, – склонился перед владыкой гохон. – Мы купили быков и повозки, оружие и еду, а также воины на подаренную им добычу обменяли себе и своим женам множество вещей – и теперь весь народ славит тебя.

– Вы будете славить меня еще больше, когда я подарю вам все страны этого мира. Архан, а что скажешь мне ты?

Архан получил от своего повелителя особое задание. Нельзя сказать, чтобы оно ему нравилось, но он не обсуждал приказы Самаэля, считая, что его господину виднее.

– Ворота города охраняются четырьмя стражниками. А высота стен – в три человеческих роста. Но зато сами стены сложены из грубых камней – мы поднимемся по таким с легкостью. Это не составит труда воинам Великого. Мы оставили твои заказы кузнецам и тем, кто делает упряжь для коней. Нам сказали приехать через четверть луны.

– Ты хорошо справился, – сказал Самаэль. – Я доволен тобой. Говори, чего хочешь.

– Хочу, чтобы ты и впредь был мной доволен, – склонился Архан.

Владыка небрежным жестом отпустил своих военачальников, и они вышли из его шатра, полные самых разнообразных предчувствий.

– Как ты думаешь, скоро будет война? – спросил юноша у умудренного годами Хоу-и.

– Не знаю, – ответил тот. – Иные бы вожди уже бросились на этот город, но наш владыка чего-то ждет. И не только оружия. Посмотрим...

В ту ночь Самаэлю не спалось. Он вышел наружу из душного шатра, переполошив этим своих охранников-багара. Те только начинали привыкать к особенностям своей службы.

Гигант обвел взглядом пространство, на котором разбили шатры его люди. Повсюду горели костры, и казалось, что это просто в голове что-то перепуталось, что звездное небо лежит на темной земле, вспыхивая искрами небесных светил. Народ танну-ула был многочислен, и его огромная армия могла завоевать любое государство.

Утром следующего дня начались тренировки. Самаэль учил воинов всему, что знал сам: искусству верховой езды и сражению на мечах, обращению с копьем и боевым топором. А главное – воинской дисциплине. Его солдаты непрестанно выстраивались в боевые порядки, переформировывались на ходу, соединялись и разбивались на небольшие группы.

Небольшие мишени из шкур были грубо раскрашены охрой и сажей. Лучники танну-ула без устали посылали в них одну стрелу за другой. Каждый хотел обратить на себя внимание вождя и удостоиться его похвалы.

Копейщики старались проткнуть насквозь туго набитые соломой мешки. Несколько человек возились с переносной кузней, постигая сложное искусство изготовления подков. Варвары только сейчас узнали, что жители городов подковывают своих коней. Тут же два десятка женщин варили еду в громадных котлах и раздавали ее тем воинам, которых командиры отрядов отпустили на краткий отдых.

Лагерь шумел: отовсюду неслось шипение пара, звон мечей и булав, глухие удары стрел, втыкающихся в деревянные доски, стук топоров и звон молотов по наковальне. Высокими птичьими голосами кричали дети, басовито рявкали гохоны, понукая нерадивых и щедро раздавая пинки и затрещины. Голосили женщины, которых молодые воины успевали притиснуть к стогу сена. Сено собирали в копны подростки, чтобы кормить им вьючных и тягловых животных. Быки ревели, кони ржали, несколько коров мычали, требуя, чтобы их подоили, и женщины танну-ула опасливо пытались к ним подступиться. А над всем этим жужжали шмели и сновали в знойном воздухе...

Вместе с ними вилось в воздухе и предощущение грядущих великих сражений.

Аруз отчаянно сопротивлялся вот уже третьи сутки, посылая гонца за гонцом в столицу с просьбами о помощи. Но жители пограничья прекрасно понимали, что если даже на их крик отчаяния и отзовутся, то, пока соберут армию, способную отразить нашествие варваров, пока снарядят ее и отправят в путь, их уже не будет на свете. Но тем не менее они слали гонцов, чтобы предупредить Сихем о надвигающейся опасности. Страшной, неотвратимой, жестокой, которую они во многом взлелеяли своими руками. Вот когда вспомнили недобрым словом жители Аруза золотой караван, купивший не только их изделия, но, очевидно, и разум.

Своими руками выковали они те стрелы, которые сейчас свистели у них над головами, те мечи, которые сейчас безжалостно сносили головы защитников на стенах... И так можно продолжать до бесконечности.

Правителем Аруза был некий Керемет, в прошлом – могучий воин и талантливый военачальник, опальный вельможа, едва оставшийся в живых при прошлом правительстве, но так и не удостоившийся почестей при нынешнем. Впрочем, он был уже стар, мечтал спокойно дожить на границе свой век и ни к чему особенно не стремился, довольствуясь тем, что имеет. И вот все его благополучие, все благополучие его подданных, а главное – их жизнь и безопасность всего государства поставлены на карту, и теперь все грозит лопнуть как мыльный пузырь в течение нескольких дней.

Керемет повздыхал, кликнул телохранителя и с его помощью втиснулся в доспехи, которые вот уж два десятка лет благополучно пылились на стене оружейной. Пока старый Пак – такой же старый и тучный, как его господин, – затягивал ремни, ремешки и ремешочки на панцире, правитель Аруза думал о том, что и доспехи имеют привычку усыхать от времени: ишь как уменьшились за двадцать лет. Ему пришлось сильно втянуть живот, чтобы как-то в этом панцире уместиться. Затем он водрузил на голову стальной шлем с серебряными бляхами и, кряхтя, двинулся к стенам.