Михаил Ахманов - Кононов Варвар

Выпав из земного измерения, Ким очутился на зингарском корабле.

– Вай, славили? Ну и ладушки, и харашо… тащи его… К-кэда?! Нэ к складу, обалдуи, а во-он в ту двэрку, а там по лэсенкэ, в подвал…

– Тощий, падла, а увесистый!

– Чего увесистый, Толян? Лестница узкая, тащить неудобно… Ноги, ноги держи! И заноси ходули вбок, развернуться надо! Куда его дальше, Мурад?

– По коридору и в камэру. Ящыки не задэньте! Сюда… сюда клади, под батарэю… Калэчки у кого? У Сашки? Ну, пристегивай гниду… вот так… Тэперь отдыхайте, бойцы! Часика три можно покэмарить. Гиря сказал, подвалит к дэвяти.

Скрип дверных петель, лязг засова. Потом:

– В дежурку пустишь, Мурад? Топчан там у тебя…

– Пущу. Пива хотитэ?

– Сашка пусть пьет. Я на колесах, за рулем.

– Вай, плохо говоришь! Какой руль, какие колэса? От души прэдлагаю!

– Ну, если от души…

– Не нравится мне этот Гирдеро, – сказал Идрайн. – Не нравится, господин!

Он умел говорить совсем тихо, так, что лишь Конан слышал его, и эта негромкая речь не вязалась с обликом голема, с его чудовищными мышцами, могучими плечами и гигантским ростом. Казалось, горло этого серокожего исполина должно производить совсем иные звуки, громкие и трубные, похожие на грохот горного обвала; однако он предпочитал не сотрясать воздух ревом и рычанием.

Конан выслушал его и кивнул:

– Мне Гирдеро тоже не нравится, клянусь бородой Крома. Ну так что? Спрыгнем за борт, чтоб убраться поскорей с его лоханки?

– Я видел, где хранят оружие, господин, – молвил голем. – В кладовке, в конце гребной палубы, под замком.

– И я видел. Что дальше?

– Этот замок я могу сбить одним ударом.

– А потом?

Идрайн сосредоточенно нахмурился.

– Потом? Потом я возьму секиру, а ты – меч, мой господин.

– Кишки Нергала! Уж не собираешься ли разделаться с командой?

– Конечно, господин. Я должен заботиться о твоей безопасности. А безопасней всего захватить корабль, не дожидаясь предательского удара.

Конан покачал головой. Зингарцы, экипаж “Морского Грома”, казались хорошими бойцами, и было их много – не сотня, как он полагал сперва, а целых две. Сотня сидела на веслах, и еще сто составляли абордажную команду – стрелки, копейщики и меченосцы. Все эти парни прошли неплохое обучение в зингарском войске.

– Мне – секиру, тебе – меч, – бубнил Идрайн. – Я буду бить, ты – добивать…

– Что-то ты сегодня разговорился, – оборвал его Конан. – И речи твои мне не нравятся. Одной секирой и одним клинком не положишь две сотни воинов, парень.

– Я положу.

– Может, и так. Но у тебя-то шкура каменная, а мне достанется не один удар. Соображаешь, нелюдь? – Он постучал кулаком по загривку Идрайна. – Прикончат меня, и что ты скажешь госпоже?

– Я сумею защитить тебя, – буркнул гигант. – Госпожа останется довольна. Госпожа меня вознаградит.

– Вознаградит? – Это было для Конана новостью. – Чем вознаградит?

– Даст душу. Сделает человеком.

– А зачем? – Киммериец в удивлении уставился на бледно-серое лицо Идрайна. – Пусть Кром нарежет ремней из моей спины! Не понимаю, зачем тебе становиться человеком?

– Так велела госпожа. Велела, чтобы я этого хотел. И я хочу, – тихо прошелестел голем.

– Ублюдок Нергала! Вот почему ты следишь за мной, словно портовая шлюха за толстым кошельком! Оберегаешь, чтобы заполучить награду? Собственную вонючую душонку?

Идрайн ничего не ответил, разглядывая то море, то небо, то трепетавшие над головой паруса. Они сидели на палубе рядом с лодкой, которых на “Морском Громе” имелось две: побольше, на четыре пары весел, и поменьше, на два весла. Обе эти лодки были укреплены в пространстве между мачтами; каждая, как успел проверить Конан, могла идти под парусом, и в каждой хранился запас продовольствия и пресной воды. Насчет этих суденышек у киммерийца были свои планы.

– Не нравится мне этот Гирдеро, – опять пробубнил Идрайн, навалившись спиной на лодку. Суденышко дрогнуло под его напором и закачалось.

Конан тоже не испытывал приязни к Гирдеро. Этот зингарский петух был заносчив, хитер и скуп; за пять дней плавания зингарец ни разу не пригласил его к своему столу, не оказал почтения, не удостоил беседой. Нет, Гирдеро Конану определенно не нравился! Не только из-за своей жадности, но и потому, что заносчивый зингарец властвовал над телом Зийны. Эту светловолосую стройную девушку Конан заметил еще с берега, а поднявшись на борт, с искусно разыгранным удивлением полюбопытствовал, кто же она.

– Моя невольница из Пуантена, – коротко ответил Гирдеро. – Подстилка!

Но киммериец полагал, что Зийна достойна большего. Она была красива, и красоту ее не портили даже синяки на руках, плечах и шее – следы ночных ласк Гирдеро; она казалась неглупой и, видимо, получила неплохое воспитание; наконец, она не имела отношения к колдовству! Последнее в глазах Конана являлось едва ли не самым важным, и если б он мог выбирать между женщиной-колдуньей и женщиной-рабыней, то колебался бы недолго. К тому же у Зийны были такие прекрасные волосы, такие голубые глаза, такие полные груди! И была она так близка – лишь руку протяни!

Конан улыбался ей, получал в ответ робкие улыбки и думал, что Зийна была бы куда лучшим и более приятным спутником, чем Идрайн. Если бы он мог выменять ее у Гирдеро на этого каменного олуха! Или похитить… с ее согласия, разумеется.

Согласие он получил на следующее утро, потолковав с девушкой в предрассветный час. Она то и дело пугливо посматривала на дверь капитанской каюты – видно, боялась, что Гирдеро проснется и обнаружит ее отсутствие; но страх не мешал ей подставлять Конану губы, мягкие и покорные, совсем не похожие на огненные уста Дайомы. Пользуясь сумраком, Конан устроил девушку у себя на коленях, приподнял ей тунику и уже начал ласкать упругие бедра и трепещущую грудь, как над горизонтом показался краешек солнца. А вместе с ним пришел Идрайн.

Конан, увлеченный своим делом, не заметил его, но вдруг девушка взвизгнула, вырвалась из его объятий и, оправляя одежду, исчезла в каюте Гирдеро. Киммериец, разъяренный, вскочил на ноги.

– Ты… ты… Шакалья моча, пес, отродье пса!