Мэтью Стовер - Герои умирают

Он развернул пакетик и прочитал:

Сегодня Саймон Клоунс отправит актиров вниз по течению в Терану. Они отплывают из доков Рабочего парка.

Шляпа из серебряной сетки, закрывающая голову целиком, разрушит заклинание, которое их скрывает.

Глаза у Кота округлились, сердце забилось быстрее.

– Где граф? – закричал он. – Кто знает, где был ночью граф Берн?

Вместо ответа со всех сторон посыпались вопросы. Что написано в письме? Кому оно предназначается? Кто его послал?

Солдат помахал бумагой над головой.

– Кто-то снова выдал нам Саймона Клоунса. На этот раз мы не подведем! Скачите к башне и прикажите караулу встать наготове у сетей для кораблей, И найдите графа!

Запыхавшийся паж оторвал Тоа-Сителла от завтрака и передал ему приказ немедленно явиться к императору.

Герцог не стал спрашивать, где отыскать императора; по утрам правитель всегда бывал в Малом бальном зале, где трудился над Великим Делом. Он всегда говорил, что искусством лучше заниматься между зарей и полуднем, так как его Сила растет вместе с солнцем. После полудня же работа слабеет и тянет из мастера силы, которые должна взять у слабеющего солнца.

В Малом бальном зале Тоа-Сителл обнаружил ждущего Берна. Граф был в боевом облачении – куртке по фигуре и штанах из саржи в алых пятнах. Его новый меч висел в ножнах за спиной. Вопреки обычной раздражительности, свойственной Берну в это время суток, граф выглядел отдохнувшим и готовым к работе. Блеск глаз выдавал удовольствие, которое он обычно испытывал в предвкушении побоища.

Император стоял рядом с ним на краю котла. Глина на его алом килте засыхала и опадала. Босой, обнаженный до пояса, как всегда во время работы, раскрасневшийся от жара углей, с перекатывающимися под кожей мышцами, император шагнул к Тоа-Сителлу и протянул ему руку.

– Иди сюда, мой герцог. Что ты скажешь об этом?

Он опустил на ладонь Тоа-Сителла сложенную бумагу, однако внимание его привлек болтавшийся в затуманенном воздухе манекен, позабытый над кипящей глиной.

Это снова был Кейн; вчера Ма'элКот потратил все выкроенное на Великое Дело время на поиски места для этого манекена в огромной скульптуре, прикидывая различные варианты и способы, однако в конце концов вынужден был признать свое поражение. Сейчас он, вероятно, пробовал новый способ, потому что нынешний манекен достигал семи футов в высоту и мог сравняться со статуей самого императора.

Тоа-Сителл нахмурился. Было в этом что-то от богохульства, хотя что именно, он сказать не мог. Неисправимый прагматик, он давно признал свое неумение оценивать произведения искусства, однако его задело то, что Кейн за такое короткое время полностью завладел мыслями императора.

Тоа-Сителл посмотрел на врученную ему бумагу, в которой сообщалось, что Саймон Клоунс готовится увести актиров. Он также прочел про серебряные сети.

– Кто написал это?

– Ламорак, – напряженно сказал Берн. – Я его почерк знаю.

– Хм-м… – Герцог перевернул бумагу: на обороте было чисто; он пожал плечами.

– Похоже, вы не удивлены, Тоа-Сителл тонко улыбнулся.

– Я уже давно знаю, что до ареста Ламорак был вашим осведомителем у Саймона Клоунса. Впрочем, мне казалось, что вы… м-м… перестарались. Сломать человеку ногу или замучить его до смерти вряд ли означает завязать с ним тесные рабочие отношения.

Берн развел руками.

– Раньше он был полезен, а сейчас нет. Тоа-Сителл вопросительно качнул запиской.

– Сомневаюсь. Будь у меня осведомитель, я не верил бы его словам.

– Мы тоже не верим.

Похожий на далекий рокот грома голос Ма'элКота вмиг покончил с желанием придворных дискутировать. Император положил огромные ладони им на плечи.

– Нам не ясно, какую пользу надеется извлечь из всего этого Ламорак. Приходится признать, что это часть какого-то плана. Берн и его Серые Коты сделают вид, будто поверили ему; они станут наблюдать за причалом и обыщут все баржи.

– А что там насчет серебряной сетки? – спросил Тоа-Сителл. – Я, кажется, слышал что-то о таких вещах…

– М-м-да, мастер Аркадейл изредка нанимал одного механика по имени Коннос, чтобы тот смастерил ему кое-какое оборудование для Театра правды. Последним его произведением был костюм, целиком сделанный из серебряной сетки – она должна была защищать одетого в этот костюм от любой магии. Работа великолепная, а Аркадейл, если ее ошибаюсь, отблагодарил Конноса, объявив его актиром. Император тяжело вздохнул.

– Я сам считал эту вещь малополезной – каждый, кто ее наденет, будет полностью отрезан от потока, то есть бессилен. Я судил слишком поспешно: мои чувства были ослеплены моей Силой. Я приказал сконструировать несколько серебряных сетей для собственных экспериментов. На данный момент одна из них находится в Донжоне у Аркадейла, и ее может хватить на три-четыре шляпы плюс уже готовая. Мы проверим сообщение Ламорака, как только шляпы будут готовы.

Тоа-Сителл кивнул на огромный манекен Кейна.

– А что вы хотите услышать от него? Что он думает о письме Ламорака?

Ма'элКот резко повернулся к герцогу. Лежавшая на его плече рука сжалась и подняла придворного в воздух. Внезапная ярость исказила прекрасные черты Ма'элКота, превратив его лицо в дьявольскую маску, глаза вспыхнули алым.

– Не знаю! – проревел он.

Тоа-Сителлу показалось, будто в уши ему вонзились ножи. Он почувствовал, как взгляд Ма'элКота жжет ему кожу. Воздух вышел из его легких, руки и ноги ослабели, и герцог болтался в железной руке императора, словно заяц в пасти льва.

При звуке императорского голоса пажи, находившиеся в зале, подпрыгнули и обменялись перепуганными взглядами; все спящие во дворце наверняка проснулись, словно от кошмара. Тоа-Сителлу внезапно показалось, что по всему городу, по всей Империи каждый мужчина, женщина и ребенок, прошедшие Ритуал Перерождения, вдруг прервали свои дела, оказавшись во власти непонятной тревоги. Герцог подумал, что каждое Дитя Ма'элКота должно предчувствовать какую-то незримую опасность.

Мгновением позже Тоа-Сителл снова стоял на ногах. Страшная хватка на его плече сменилась теплой отеческой поддержкой. Рука императора помогала ему до тех пор, пока он не смог стоять самостоятельно.

– Приношу тебе свои извинения, Тоа-Сителл, – мягко и успокаивающе произнес Ма'элКот, хотя эхо его титанической ярости все еще слышалось в голосе.

Его грудь поднялась и опала в долгом вздохе.

– Работа идет плохо, и у меня просто не хватает терпения. Герцог промолчал, еле приходя в себя. Подобно ребенку, впервые отведавшему кулак отца, он не мог разобраться в своих ощущениях – ему было больно, страшно, стыдно и, главное, непонятно, что следует или, наоборот, не следует говорить.