Кэрол Берг - Возрождение

– Беги, Фаррол! Ради всех богов, беги! – Я расправил крылья и полетел к дверям, выкрикивая предостережения. У меня за спиной что-то треснуло, еще раз, еще, потом раздался рев лавины. Лошади вставали на дыбы, ржали, люди вопили от ужаса, когда я начал гнать их назад, окружив себя стеной огня, чтобы они не приближались. Один человек погиб, затоптанный обезумевшей лошадью, потом еще один, на него обрушился карниз. Еще двое остались лежать на полу, когда остальные выскочили в ночь. Только после этого я поднялся в воздух и увидел все, что натворил.

С неба сыпались камни. Колонны продолжали лопаться одна за другой, выбрасывая фонтаны кирпичей и мрамора Еще миг, и вся постройка рухнет. Моя работа была безупречна, идеальный пример разрушения. Единственным источником света было мое собственное свечение, услышать что-либо за грохотом камней было немыслимо. Но я продолжал искать, даже когда потолок рухнул. Я подхватил крылом часть потолка и положил на сломанную колонну. Перепонки моих крыльев трещали, но я не замечал боли. Падающие камни отскакивали от меня, словно от скалы, пока я бродил по развалинам, ища малейшие признаки жизни.

– Фаррол! Святой Вердон, пусть он останется жив.

Он лежал под пластом потолка, резной панелью с изображением таможенников, приносящих дары Императору. Я сдвинул в сторону камни и поднял его изломанное тело. Когда остатки стен рухнули, опрокидывая последние куски потолка, я взмыл вверх, к холодным звездам, крича от стыда. Я не помнил, как люди выражают горе. Глаза мадонея не способны к слезам.

Гроза бушевала над Тиррад-Нором, завывающий ветер обрывал листья с ветвей, дождь лился сплошной стеной. Появились первые признаки зимы, хотя за стеной из серого камня только-только началась осень.

Ледяные капли скатывались по моей голой спине, каждая выжигала на коже след. Я стоял на коленях под стеной и делал все, чтобы подавить крик. Никогда еще я не испытывал такой боли, даже в подземельях Кир-Вагонота. Попытайся еще раз. Просто еще раз произнеси слово… превратись… лети…

– Ты напрасно теряешь время. – Наверное, кого-то принесло бурей. Завывания ветра и боль во всем теле не позволили мне заметить его приход, но я был так поглощен своими переживаниями, что нисколько не удивился. Какой человек, одолеваемый демонами, удивится, увидев одного из них во плоти? – Тебе все еще мало? – Бесстрастный Каспариан принес с собой плащ и полотенце.

Не обратив внимания на его протянутую руку, я опять уставился на трещину в стене, за которой царили ночь и буря. Едва живой от усталости, я в который раз попытался собрать мелидду. Я собирался выйти наружу, покинуть это место, полное грязи, испорченности, предательства. И к моему отвращению, хотя я с трудом двигался от истощения, во мне продолжала биться сила. Сначала слово. Потом придет первый проблеск заклятия, ни с чем не сравнимое наслаждение, когда кровь, кости, плоть чувствуют его прикосновение, мощную пульсацию, которая все разрастается, позволяя развернуться крыльям… таким я должен был стать… И снова мои плечи разрывались, плоть горела огнем, каждая клеточка моего тела корчилась от боли. Через несколько мгновений я снова смотрел на стену и начинал все с начала.

– Это заклинания, охраняющие тюрьму, – спокойно пояснил он, обращаясь со мной, как с ребенком.

Я застонал, сжимаясь в комок, голова кружилась от бури, бушующей внутри и снаружи, я действительно вел себя как ребенок… или как глупец, впавший в отчаяние из-за чувства вины и волны страха. Я не мог даже молиться, ведь боги, наделившие меня даром, превосходящим все мыслимые человеческие возможности, наверняка видели, как я использовал его во зло. Я боялся, что они заглянут в мою душу и увидят, что я не могу плакать.

– Прекрати это, пока ты не превратился в кучку гравия на дорожке. В Тиррад-Норе невозможно начать заклятие.

В утверждении Каспариана не было смысла, даже мой замутненный болью и угрызениями совести разум осознал это. Разумеется, я могу использовать здесь силу. В первый же день я позвал для себя ветер… а потом… да, начинали заклятие Ниель с Каспарианом, но я использовал собственную мелидду, чтобы придать ему форму.

– Я здесь не заключенный, – выдавил я сквозь стиснутые зубы. – Я пришел сюда добровольно. И могу уйти когда захочу. – Нелепое утверждение, ведь я пытаюсь уйти вот уже полдня. Я залезал на стену, превращался и улетал из сада, прыгал с утеса, и потом, у стены из моих кошмаров, я срывал с себя одежду, надеясь, что это поможет мне высвободить силу. Каждая попытка оказывалась неудачной, и каждый раз боль становилась все сильнее.

– И куда ты собираешься пойти?

– Прочь. – Разум покинул меня в эту ночь. Уход не ассоциировался для меня с направлением, а лишь с движением и переменами. Я больше не мог оставаться таким, каким стал. Для добра или зла, для смерти или жизни, говорил Гаспар, но моя дорога вела меня только к смерти и испорченности. Воины совершают ошибки. Мы должны смириться с этим и принять наше несовершенство. Обвинять себя – значит потворствовать собственным слабостям. Ниель был не единственным, кто учил меня этому. Но смерти в Парассе были не просто ошибкой. Хватит. – Почему я не могу превратиться?

– Ни один мадоней не может начать собственное заклятие за стенами, кроме меня, потому что я слишком слаб и не представляю угрозы. Но даже я не могу уйти за стену. – Ледяной ветер касался моего тела острыми бритвами своих пальцев, но задрожал я от слов Каспариана. – На самом деле у тебя очень мало настоящей силы. То, чем ты пользовался в мире людей, лишь жалкие ошметки.

В горле застрял комок.

– Я не мадоней. Мы даже не начинали…

Но сухой смех Каспариана уверил меня в обратном.

Возможно ли? Ниель так часто повторял вопрос, что я перестал замечать его. Ты выбираешь добровольно? Каждый раз я шел к Александру. Каждый раз я учился новому заклятию. О боги, каждый раз… шаг на пути. Вот откуда отсутствие аппетита, необходимости спать, исчезающие шрамы… Одной рукой я потянулся к клейму на лице, другой – к шраму на боку. Первый раз я обрадовался знакомым отметинам. Еще не совершилось. Пока еще нет.

Должен быть еще хотя бы один шаг, еще один вопрос, который я услышу, наконец пойму и, разумеется, откажусь. И тогда я не убью своих друзей в припадке безумия. И тогда я не превращусь в того, кем боялся стать. И тогда я не буду стоять на этой стене и не разрушу мир.

– Чтобы обрести настоящую силу мадонея, ты должен пойти еще на один шаг. Но твое тело стало телом настоящего мадонея. Поэтому теперь и ты заперт в этой тюрьме. Эти последние трещины порождены твоей слабостью, человеческими воспоминаниями, они исчезнут со временем. Когда путешествие завершится, – он пожал плечами, – у тебя появится сила, чтобы разрушить проклятую стену, или не появится. Но всегда остаются сны. – Горечь в его голосе вонзилась мне в живот раскаленным кинжалом.