Александр Зорич - Светлое время ночи

Тот вестник, что был пойман и засмолен Адагаром во флягу, предпочел при помощи недомолвок (ведь врать было против его природы) представить ситуацию так, словно он был единственным, кто сумел сбежать. Шептунам, как и людям, также было не чуждо тщеславие. А после того, как вестник Адагара пустил на стройматериалы отборные силы Свода во главе с Йором и снова получил вольную, и вовсе некому было доложить об этом Лагхе.

Не знал Лагха и о том, что лишь с превеликими трудами Отцам Поместий, которые инкогнито прибыли в столицу спасать положение, удалось загнать в Комнату две дюжины шептунов. Теперь вестников было в Комнате не больше, чем зрителей в Алом Театре – на репетиции. Но и двух вестников начинающему магу хватило бы для того, чтобы разложиться на пар и пепел в первые же мгновения пребывания в негостеприимной Комнате.

Лагха не был начинающим – многих «шептунов» он помнил по именам. И уж, конечно, «шептуны» его узнали.

Он говорил с ними на языке, который был им слаще меда. То было Истинное Наречие Хуммера тех времен, когда ни Элиена Звезднорожденного, ни Великого князя Шета окс Лагина еще не было на свете.

Бывало, он переходил на язык, на котором говорили лишь эвероноты, к великому племени которого принадлежал учитель Лагхи Ибалар. «Шептуны» не питали вражды к эверонотам. Не то, что к людям. Во второй раз Лагхе снова удалось сойти за своего.

Он развлек «шептунов» рассказом о своих странствиях. А когда один из них, которому рассказ не понравился, решил пощекотать Лагху своими бесплотными пальцами-паутинками, когда Лагха почувствовал под позвоночником то самое дуновение, которое для большинства смертных означало – не более и не менее – неотвратимую близость смерти, Лагха не растерялся.

Он изловчился и накинул на шею шептуну аркан, свитый из лапок ночных бабочек и наколдованный лично бароном Шошей в качестве своеобразной компенсации за моральный ущерб, причиненный гнорру развоплощением. Не сделай Шоша этого, о Комнате нечего было и думать.

Лагха прижал вестника к покрытому магическими знаками полу. Да так, что тварь испустила визг, от которого, если бы купол Комнаты не был непроницаемым для звуков, не ровен час скончалось бы в корчах полстолицы.

Крик шептуна был несносен для человеческого уха, чувствительного к пульсациям бездн в той же степени, в которой пол Комнаты был непереносим для самого «шептуна».

И хотя выражения «накинул аркан» или «прижал к полу» лишь в первом приближении отражают те действия, которые производил Лагха Коалара, а производил он их в одном из смежных магических аспектов бытия, в котором была утоплена Комната, в целом смысл был вполне однозначен для аспекта посюстороннего: он снова победил.

Лагха призвал шептунов к бездействию. Он усыпил их своими байками. И шептунам стало с Лагхой скучно.

И только тогда шаркающей походкой смертельно уставшего человека Лагха прошел через всю Комнату и налег на тяжелые створки каменных дверей, за которыми лежал вожделенный выход.

– Постой-ка, возлюбленный мой Лагха, – уже растворив дверь, он услышал за спиной голос Зверды велиа Маш-Магарт.

Но Лагха не обернулся. Он знал – это самая последняя ловушка.

На этом простеньком трюке накололись трое талантливых безумцев, которым удалось продержаться в Комнате и даже дойти до этих самых дверей – Лагха знал их истории.

Он сам в прошлый раз едва не обернулся.

Тогда, правда, Лагху окликали голосом его старшего брата, некогда уехавшего в столицу и с прискорбной быстротой умершего от кровохарканья. Брат был единственным человеком, к которому Лагха, во времена когда его звали Дайлом окс Ханной, испытывал нечто вроде симпатии.

Грюкнули дверные створки, резкий свет ударил ему в лицо. Лагха прикрыл глаза рукой.

Тишина мира людей сильно отличалась от тишины Комнаты. В первый момент больно заложило уши, словно при погружении на огромную глубину. Впрочем, в прошлый раз эффект был таким же.

Офицеры, а их оставалось по-прежнему шестеро, моментально вскочили на ноги при его приближении. Никто ничего не говорил. Они смотрели на урода в капюшоне в тупом восхищении.

– Не ждали? – прокряхтел Лагха.

Мечи, топорики, алебарды – вот, что им подали на выбор. Уже давно в Варане не велись поединки на алебардах, как и на топориках. Такой выбор был попросту данью традиции. Конечно, они выбрали мечи.

Губы его противника, волею судеб облаченного в его собственное тело, побелели от волнения. Сам Лагха был спокоен. Относительно Ларафа у него все было распланировано. Иметь хороший план – значит быть спокойным.

Они находились в зале, специально отведенном для поединков между гнорром и соискателем должности гнорра. Это был зал с низким потолком и абсолютно ровными стенами без всякого декора, выкрашенными в угрюмый серый цвет.

«Наверное, чтобы побежденному было не так трудно расставаться с жизнью, стены призваны напоминать о ее серости», – подумал Лагха. Две монотонно серые колонны обрамляли вход в зал. Казалось, совсем недавно кровь гнорра Карувва обагрила одну из этих колонн, Лагха даже точно помнил – левую.

Пар-арценцы сидели на небольшом возвышении недалеко от входа. Сидели на креслах, по обычаю вырезанных из холодного серого греоверда и, стало быть, недвижимых. Кресел было пять. Занято из них было всего два.

Лагха сразу узнал Иогалу, пар-арценца Опоры Безгласых Тварей, с бородавкой на носу, и Ваглума, пар-арценца Опоры Благонравия, который, заметил Лагха, ощутимо спал с лица за время его отсутствия. Но их было всего двое, милостивые гиазиры! Лагха, конечно, не выдал своего состояния, хоть и был потрясен до глубины души. Ни Йора, ни Сонна, ни Альсима.

Всех этих людей он оставил живыми и здравствующими. Всех этих людей теперь не было. Не то чтобы он был в восторге от выходок Сонна, слишком властолюбивого, слишком непокорного. Не то чтобы Йор внушал ему симпатию – скорее наоборот. Из всей троицы по-настоящему привязан Лагха был лишь к Альсиму. И все-таки, таких мощных и грамотных магов, какими были погибшие, в Варане оставалось раз два и обчелся.

Таких магов Свод всегда берег, ибо без них он был похож на слепого великана, без цели размахивающего палицей. И вот… Разумеется, обязанности Сонна, Альсима и Йора уже исполняют некие способные аррумы, может быть, в перспективе они будут исполнять их и не хуже ушедших. Но пока эти аррумы не пройдут Третьего Посвящения и не станут полноправными пар-арценцами, они останутся всего лишь аррумами и не более того. Пока погибшим нет замены. Иначе три кресла не пустовали бы сейчас.

«Но нет худа без добра. Эти хоть мешать сильно не будут. Поскольку не умеют», – вздохнул Лагха.