Андрей Плеханов - Лесные твари

– Да не свою пасть, пентюх! Его открой рот. Демида!

Степан трясущимися пальцами надавил на подбородок Демида и открыл рот его.

– Крест теперя свой сымай!

– Крест?! Я не могу... Да кто ты вообще такой?!

– Сымай, сказал, фраер! Чё гонишь-то? Время не резиновое!

– Снимай, Степа, – тихо произнесла Лекаэ. – Он знает.

Степа, путаясь в цепочке, потянул крест через голову.

– В рот ему теперя крест свой засавывай. И смотри, не вздумай рот его закрыть! Что бы ни случилось!

Степан осторожно, побледнев от горя и страха, стал заталкивать медный крест свой в мертво разинутый рот Демида – миллиметр за миллиметром.

В глотке Демида раздался булькающий звук. Что-то бурлило внутри его и медленно поднималось на поверхность.

Крест в руке Степана завибрировал. Что-то там, изнутри Демида, пыталось вытолкнуть крест наружу. Степан давил все сильнее и сильнее, навалился всем весом на крест. Пальцы его онемели, словно он пытался удержать за наконечник работающий отбойный молоток.

– Так! Порядок! – Монстр сделал шаг назад. – А теперь самое главное, человек! Я до трех, значится, считать буду. А как «три» скажу, так ты, значится, крест-то свой отпускай и прыгай скорее в сторону, пока башку тебе не сорвало...

– Считай скорее... – прохрипел Степан, на последнем издыхании.

– Раз. Два, значится, в натуре! И это, как его? Три!

Степа разжал пальцы и мешком свалился на бок.

Крест подлетел высоко вверх, тускло сверкнул в воздухе и исчез где-то в кустах. А за ним изо рта Демида вылетела алая молния – тонкая, живая, раскаленная.

– Хватай его! – завопил Степан. – Это Червь! Уйдет ведь, гад!

Червь мелькнул красной полуметровой змейкой в траве, проскользнул между ног Лесных, боязливо отпрыгнувших в стороны, вбуравился в почву и исчез.

– Ушел-таки! – Степан стукнул себя кулаком по коленке. – Последний ведь из червяков остался! Раздавить его надо было...

– Дурень ты все-таки, Степа! – Существо сложило руки свои, почти человеческие, на груди. – Кто ж его раздавить-то может? Это ж Червь! Если его кто и убить сможет, то разве только тот, кто сотворил его. Сам Создатель, поди. Не нашего ума это дело.

– А что ж тогда – наше дело?

– А вот что! – Обезьянья лапа ткнула пальцем в Демида.

Степан повернулся к Демиду.

* * *

Дема лежал и смотрел в небо. Дышал спокойно и ровно. И жевал какую-то травинку, которую сорвал и сунул в рот.

– Слушай, Кикимора, – сказал Демид. – Вот что мне интересно. Слышал я, что кимверы ни в рай, ни в ад попасть не могут. Но вот ты посмотри, сколько звезд там, в небесах! Может быть, там и для нас какое-нибудь неплохое местечко припасено? Не такое скучное, как Рай, и не такое адское, как Ад. Нормальное местечко. Где есть чем заняться. И где тебя не пытаются убить по три раза на дню.

– Всякое быть могет. – Кошачья голова Кикиморы, конечно, не могла улыбаться, но Степану показалось, что рот его разъехался в чеширской ухмылке от уха до уха. – Но ты, братишка Дема, и не мечтай туда попасть! Потому как тебе еще жить да жить. Ты еще охренеешь от своей земной жизни. Потому как умирать тебе еще долго не полагается. И вот, когда завоешь ты от тоски, и скучно тебе станет до невозможности, заглядывай на огонек в это болото. К Кикиморе в гости. Клуб «Маньхеттен» я тебе не обещаю, но пара приключений найдется.

– Увидим... – Демид выплюнул свою травинку, присел, оперевшись на руку, и повернулся к Лесным. – А ты, дриада Хаас Лекаэ – пригласишь меня? На березе повисеть вместе?

– Демка... Милый... – Лека опустилась рядом с Демидом, обвила его шею руками. – Я опять разрываюсь... Я знаю, что родина моя и дом мой – здесь. Но, ты знаешь, если ты не будешь приходить ко мне сюда, я снова сбегу к тебе в город. И буду мучиться там, и снова портить тебе настроение, и выкидывать твои деньги на ветер, и приходить домой поздно, и ревновать тебя, и висеть на телефоне, а может быть, снова запишусь на прием к психотерапевту...

– Хватит. – Демид приложил палец к губам девушки. – Я уже понял. Ты, как всегда, хочешь ухватить лучшие кусочки и там и сям... А ты, Степан, что? Делать что собираешься? В монастырь идти?

– А я женюсь! – неожиданно буркнул Степа и покраснел. – Хватит рукоблудием заниматься. Прав ты был. Грех это...

Кажется, даже Лесные на поляне захохотали.

– Ну, как там брат наш Кикимора? – спросил подполковник Антонов, вальяжно раскинувшись в кресле. Бутылка кагора стояла у его ног и время от времени он наклонялся, хватал ее за горло крепкими пальцами, чтобы сделать очередной глоток.

– Нормально. Формалином все еще пованивает. Выветрится... В болото к себе ушел. В гости приглашал.

– В гости... – Антонов покачал головой. – Да, пожалуй, самим к нему переться придется. Клюкву собирать. Теперь ведь его в гости не пригласишь... Под фокстерьера не замаскируешь. Слушай, а он может сделать так, чтоб комары не кусали?

– Может быть. – Дема аккуратно, оттопырив мизинец, вылил в горло стопочку водки и занюхал соленым огурцом. – Он вообще-то таким кудесником оказался, наш Кикимора! Если б не он, я бы сейчас... черви бы меня ели. Слушай, одного я понять не могу. Почему он сразу тогда не ожил в новом теле, если мы все правильно с тобой сделали?

– Промах наш с тобой. Внимательнее надо было хронику читать, которую он нам показывал. Я вот потом перечитал эту бумажку, которая после него осталась, и по лбу себя хлопнул. Мать твою! Федька-то Шагаров, умерший, если ты помнишь, на третий день из гроба восстал, когда только хоронить его понесли! Три дня надо Кикиморе, чтобы новое тело освоить и живым снова стать! Я, как допетрил, так и ломанул в морг, аккурат третий день шел! Прибегаю – а там и дверь с петель сорвана, а на месте, где медведь наш заперт был, вообще – будто граната разорвалась. Погнул Кикимора наш железо, как картон, и побежал в лес. Тебя вызволять.

– А с этой что? С Волчицей? С Фоминых?

– Отдал я ее. В МВД. Как и просил ты. Лично особистам в мягкие лапки. Без меня ее крутят. Может, это и к лучшему. Не могу я ее видеть спокойно. Рука к пистолету тянется.

– Свои, стало быть, ее допрашивают?

– Ей они уже не свои. Она своих так подставила... Начальника-то ихнего сняли. Можешь быть уверен, что новый начальник либеральничать с ней не станет. Ему работу показать теперь надо. Что не зря на своем месте сидит. Так ей впаяют, что мало не покажется...

– Что она там говорит-то? Король Крыс попутал? Червь во всем виноват?

– Ничего подобного. – Антонов довольно усмехнулся. – В деле никакой мистики не фигурирует. Без всяких, кстати, внушений с моей стороны. Она и сама удивительно сообразительна в этом плане. Понимает, что если лепить начнет про конец человеков и пришествие Новых, то это – явный закос на психушку. А на дурку ей соскочить не дадут. Не положено. Слишком многим она яйца отдавила. А поэтому ведет себя наша Волчица тихо, как мышка. Все подписывает, что ей следователь придумывает. Раскаяние изображает. Так что нарисуют ей как миленькой соответствующие статьи, а их у нее несколько, и отправят в зону для бывших ментов. Тут и сказке конец.