Ник Перумов - Странствия мага (Том 1)

Я молчал. Ничего не мог сказать. Ничего не мог возразить.

– Ладно, чадо моё, к посоху мы ещё вернёмся, как я уже сказал. Разберёмся теперь с твоими спутниками. Почему ты, воин Спасителя, оказался вместе с ними?

– Потому что они тоже охотились за ведьмой… – пробормотал я.

– А ведомо ли тебе, чадо, что все добрые дети Святой Матери нашей не должны поддаваться на прельщения слуг Мрака? Не принимать руки протянутой? Не вставать рядом? Не тому разве тебя учили?

– Никак нет, святой отец, – выдавил я. – Не было формального запрета с ними говорить…

– Ох уж мне этот Ордос, – покачал головой инквизитор. – Очевидного не понимают… Значит, чадо, считаешь ты допустимым вместе со слугой Мрака одно дело делать? Его помощь принимать? Ему самому помогать?

– Но, отец, – попытался я возразить, – факультет малефицистики существует в Академии давным-давно: нигде не было сказано, что с теми, кто его прошел нельзя ни говорить, ни одно дело вместе делать…

– Не сказано! – горько вздохнул старый инквизитор. – Теперь уже сказано, в новой энциклике Святотого Престола, но неважно. Значит, считаешь ты допустимым от Мрака помощь принимать?

В груди у меня стало совсем холодно и нехорошо. Кажется… похоже… ведёт святой отец дело к тому, чтобы меня в ереси обвинить?

А он всё смотрел на меня, пристально так и нехорошо, очень нехорошо, что мне грешным делом захотелось, чтобы оказался рядом пусть даже тот самый некромант со своими гномом и орком, потому что ними-то всё выходило и проще, и понятнее…

Подумал я так и сам тотчас же испугался. Это что ж такое получается? Я и в самом деле в ересь впадаю? Сам к себе Тёмных призываю?!

И так я от этого испугался, так закрутило мне это голову, что, не разбирая, что и почему, ответил старому инквизитору на последний его вопрос: «Да».

Он аж подскочил. Лавку опрокинул. Чуть лампаду не загасил.

– Да?! – загремел. – Значит, признался?! От Тьмы помощь приемлешь?! Сюда её призываешь? Её мессии дорогу расчищаешь?! Да на костёр тебя, смутьяна, еретика, отпадника!

– Нет, нет, святой отец! – завопил я, поняв, какую глупость сморозил. – Никак нет! Ошибка то у меня вышла! Не то хотел сказать! С перепугу я! Страшно мне стало! В уме помутилось! Нельзя, нельзя Мраком пользоваться! И с Тёмными тоже нельзя… грешен я, святой отец, виновен, паки и паки виновен!..

Наверное, громко это у меня получилось, потому что даже стражники – монахи у дверей уши себе позажимали.

Отец-экзекутор сел обратно. Посмотрел на меня, внимательно так посмотрел, я бы даже сказал – строго, но с участием.

– Так ведь, чадо моё, небось сам Тёмный тебя-то с пути истинного и сбил? – мягко сказал он. – Он небось тебе мысли прельстительные внушал… или трактаты какие давал читать… скажи мне, как на исповеди, – давал что читать? Речи прельстительные вел?

Внутри у меня всё сжалось. Понял я всё – не нужен я отцам святым, они и в самом деле под некроманта копают… И – странное дело! – сюда вот шёл, казалось мне: встречу Даэнурова ученичка на кривой тропинке – рука не дрогнет в спину его молнию всадить. А сейчас не требуется от меня никаких молний ни в кого пускать, а всего-то и нужно, что отцу святому «да» ответить…

Не могу ответить. Рта открыть не могу. Словно губы кто смолой залепил.

– В глазах твоих, чадо моё, ответ читаю, – ухмыльнулся инквизитор. И свиток развернул большущий. – Значит, так и запишем: «Со слов достопочтенного Эбенезера Джайлза, мага, Академию Высокого Волшебства закончившего, указую, что означенный некромант, Неясытью прозываемый, вышепоименованного Джайлза всячески от пути светлого отвращал, путём речения словес прельстительных и дачей для чтения трактатов запрещённых и Святой Матерью нашей навеки анафемствованных…» – Тут он прервался и на меня в упор посмотрел, да так, что стало мне опять очень сильно нехорошо. Скажем так, сильно слабить стало от страха. Увы мне, увы, слаба плоть, и ничего тут уже не поделаешь…

– Ну, что же ты молчишь, чадо моё? – ласково так сказал он, словно… словно преподобный отец Марк, меня на это задание отправлявший. – Запамятовал, какие именно те речи были? Ну, то не беда, я тебе напомню, потому как у всех Тёмных речи эти, сын мой, в общем-то одинаковы…

Уменя в горле встал давящий ком. Ну что же делать? И почему я на самом деле молчу? Ведь некроманта тoro извести – богоугодное дело, Спаситель на сделки с Тьмой никогда не шёл, за что и заплатил цену страшную, непомерную, одному лишь Ему, Спасителю доступную…

Все вроде правильно я думал – а рот всё равно не открывался. И только когда уже подниматься стал отец-экзекутор, чуть ли не руками разодрал я непослушные губы и не то прохрипел, не то простонал:

– Вёл… вёл он со мной речи прельстительные. трактаты… трактаты…

– Молодец, молодец, чадо моё! – воскликнул отец-экзекутор и меня даже за плечи приобнял. – Гони наваждение тёмное! Не отдавай ему душу свою! Признайся! Облегчи тяжесть, на тебе лежащую! Ну, так и что же у нас с трактатами?

Никогда ещё не думал я, что могут святые отцы так легко на ложь идти. Хотя болтали в Академии, конечно, всякое, и рассказы срамные про монахов да монашек по рукам ходили, но… или, вдруг словно кольнуло меня, для отца святого никакая это не ложь, и в самом деле не сомневается он, что смущал меня Тёмный «речами прельстительными да трактатами анафемствованными»? Может, и в самом деле думал отец-экзекутор, что одно и то же должны говорить все Тёмные, в веру свою стараясь нетвёрдых душой вовлечь?

Нет, подумал я, остатки мужества собирая. Ложь на исповеди – перед Спасителем грех смертный. Служитель Спасителя и сам недостоин может оказаться – на самом же Спасителе не отражается то. В эмпиреях парит Он ныне, ожидая того момента, когда к нам вернуться сможет, и как я Ему в глаза посмотрю, когда время нашей встречи придёт, когда Он к каждому из живших сам подойдёт и в глаза каждому посмотрит?!

Нет, я скажу правду. Как оно было, так всё и скажу.

– Святой отец, – голос меня не слушался, писк какой-то недостойный выходил, – святой отец, на исповеди не смею я лгать. Даже жизнь свою спасая. Так нам жить Спаситель заповедал: «Не лги исповедующему тебя, ибо прямо в Мои уши ложь твоя пойдет». Им сказано, и так оно будет. И потому не осмелюсь лгать, святой отец…

– Лгать на исповеди, конечно, грех непростительный. – Отец-экзекутор аж руки потер. – Ну, говори, говори скорее, чадо моё, что то были за трактаты, о чём повествовали, какую ложь содержали? Нам то во всех подробностях знать надо!

– Как на духу скажу, – медленно произнес я, прямо в глаза преподобному глядя. – Не прельщал меня Некромант Неясыть ни речами, ни трактатами. Книги какие-то у него есть, врать не стану, но он мне их ни читать не давал, ни сам мне из них не зачитывал ничего. Так оно было, святой отец, и то – истинная правда в чём мне Спаситель Всевидящий свидетель. Вместе мы с некромантом пошли ведьму изловить, вместе дрались, друг друга защищая… и ведьма с нами дралась тоже, хотя сбежать могла, себя спасти – а вместо этого в Кривой Ручей вернулась, призраков встретить… – Чувствовал я, что меня уже понесло, но и остановиться тоже никак не мог. Накипело, что говорится.