Вячеслав Шалыгин - Кровь титанов

– Тем не менее я переживал, – спокойно ответил Громов. – Иначе тебя постигла бы участь всех прочих олимпийцев…

…Воин действительно не смог ударить женщину ножом. На какое-то время он даже решил, что вообще не сможет её убить. Он сделал пару неуверенных шагов в сторону леса и обернулся. Она стояла, прижимая к груди малыша, и смотрела на Громова глазами, полными не отчаяния или ненависти, а настоящего, искреннего сострадания. Как на тяжело и неизлечимо больного.

– Если в твоем мире нет места для простых людей – он обречен, – с сочувствием проговорила женщина.

– Это вопрос будущего, – снова впадая в необъяснимую ярость, возразил Аврелий. – В данный момент обречена ты и твои сородичи!

Рука Громова сама потянулась к пистолету, и спустя секунду он стоял уже перед иным выбором. Младенец лежал на широкой ладони Воина, отрешенно глядя сквозь Громова, а заодно сквозь время и пространство. Аврелий осторожно, одним пальцем, вытер с лица мальчика капли материнской крови и произнес фразу, которую Зевс вспомнил лишь спустя семьдесят лет.

– Если сумеешь, живи…

…Васильев выключил аппарат и прислушался к своим ощущениям. Ему снова, как и во время первой мнемонической экскурсии в тот страшный день, было тяжело и тоскливо. Громов тоже молчал, угрюмо потирая зудящие после сеанса виски.

Нарушала воцарившуюся в лаборатории тишину только Габи. Она уже почти очнулась от действия ослабленного парализующего заряда и теперь громко всхлипывала, сидя на том самом месте, куда в формате виртуальной проекции Воин зашвырнул ребенка…

Габи пребывала в полной уверенности, что не протянет даже до утра. Смерть приближалась неотвратимо, с каждым новым приступом ужасной лихорадки обретая все более отчетливые очертания. Она уже стояла почти у изголовья кровати и бормотала себе под нос прописные истины. Совсем как бывшая свекровь. Габриэлла с трудом повернула голову в другую сторону, но злобная старуха стояла и там. Она была повсюду. Ей вторили миллионы невнятных голосов, повторяющих один и тот же рефрен. Слов Габи не понимала, но догадывалась, что говорят о ней.

«Как отвратительно, должно быть, я сейчас выгляжу!» – пробилась сквозь вязкую субстанцию болезни ленивая мысль. Девушка почти рефлекторно попыталась поднять руку к волосам, но это движение вызвало новый приступ головокружения и тошноты. Следом за ними пришла очередная волна сухого, как пустынный воздух, жара. Сколько длилось «испытание огнем», она не поняла, ведь у ворот в мир смерти ощущение времени терялось, но в конце концов оно закончилось, и Габриэллу сковал пронизывающий до костей холод. Перед её глазами поплыли разноцветные круги, а голову сдавил обруч сильнейшей боли. Приступ практически добил девушку, и она искренне удивилась, когда мучения продолжились в виде «испытания водой». Теперь Габи лежала под проливным дождем, соленые капли которого сливались в ручьи и попадали в глаза, нос, струились по лбу, щекам и шее, стекали по груди в ложбинку живота и, переполнив её, убегали под спину. Ощущение времени не возвращалось, но девушка чувствовала, что прошло вряд ли больше минуты, а постель под ней промокла насквозь, начиная с того места, где Габи касалась её головой, и до вмятин, оставленных на толстом матрасе пятками.

Смерть склонилась над промокшей под непонятным дождем девицей и, потянув носом, брезгливо поморщилась. «Зря вы так, – вежливо подумала Габи, – у меня очень дорогой парфюм… Конечно, мне не помешало бы принять ванну, но вы же заберете душу, а не тело, какая вам разница, обмыли его или нет?» Привередливая Смерть в ответ на её мысли отрицательно покачала головой и забросила зазубренную, но острую косу с отшлифованным вишневым древком на плечо. Теперь она была уже не повсюду, а только прямо, в паре метров от кровати, и стояла к Габриэлле спиной.

«Вы меня не заберете?» – с робкой надеждой подумала Габи.

Смерть, как всегда, промолчала. Она ещё немного постояла, словно в раздумье, а затем уверенно двинулась через огромную площадь, заполненную такими же, как Габи, беспомощными людьми. Ее коса несколько раз опустилась к земле, и освобожденные от тел души покорно поплелись за Смертью, держась бесплотными руками за развевающийся балахон своей проводницы.

«Лизис», – сквозь завывания уходящих душ пробилось знакомое Габриэлле слово.

«Слава богу», – донеслось с другого края стремительно уменьшающейся в размерах судной площади.

«Какому богу?! – возмущенно подумала Габи. – Здесь нет никакого бога! Только Смерть!»

Тела страждущих вдруг словно бы впитались в бето-нопласт усохшей до размеров больничной палаты площади, а миллионы голосов стихли, уступая место тишине и редким шорохам. Габи вдруг осознала, что вернулась из небытия. Это было непросто, но она выдержала все испытания и снова обрела способность чувствовать свое тело и воспринимать мир, в котором люди жили, а не умирали, и смерть была лишь последним этапом существования белковых тел, а не мифической старушенцией.

Девушка с трудом приоткрыла глаза и увидела, что рядом с кроватью сидит человек. Его образ был мутным, но, судя по короткой стрижке и широким плечам, это был мужчина. Габи вновь потянулась рукой к своим волосам, и на этот раз поправить прическу ей удалось. Мужчина издал короткий смешок, и Габриэлла его узнала.

– Как я выгляжу? – едва слышно прошептала она.

– Ты прекрасна, как никогда, – заверил мужчина, – ни одного лишнего килограмма… косметики.

– Кошмар, – сделала вывод девушка. – Я поправляюсь или это предсмертное просветление?

– Все позади, – заверил человек. – Лет сто пятьдесят ты ещё протянешь.

– Старость – это ужасно, – пробормотала Габи, соскальзывая в глубины вполне здорового сна, – но умирать в расцвете сил… гораздо хуже…

– Спи, спи, – мужчина погладил её по голове. – Ты даже не представляешь себе, насколько теперь все будет хорошо…

Когда Габи уснула, Васильев поднялся и тихо вышел из её палаты в заставленный койками коридор. Дворцовая клиника была переполнена, но это была одна из немногих уцелевших больниц, и поток нуждающихся в помощи титанов по-прежнему не ослабевал. У дверей в палату Габриэллы сидел тоже недавно очнувшийся Ямата, а ближе к затемненному окну расположился его бессменный напарник Семенов. Воины поправлялись быстро, хотя после того, как их симбионты, не выдержав нагрузки, вышли из строя, вместе с геновирусом ребята получили ещё и по десятку серьезных ранений.

– А вы, доктор, я смотрю, совсем как живой, – негромко заявил Семенов. – Или на вас все эти микробы не подействовали?

– Подействовали, – заверил Виктор. – Только я успел забраться во внутривременную капсулу. У меня в клинике одна такая была припрятана. Субъективно за последние шесть часов я прожил трое суток. Как видите, этого хватило для полного восстановления.