Энн Фортье - Джульетта

- Монна Лаппа, - сказал команданте Марескотти. - Я хочу… Я бы хотел… Как вы посмотрите, чтобы отдать мне этого мальчика?

На лице женщины появилось изумление, смешанное с недоверием.

- Понимаете, - поспешил добавить команданте, - я думаю, что он мой внук.

Слова прозвучали неожиданно даже для самого Марескотти. Монна Лаппа испуганно ахнула, зато у Романино сделался такой ликующий, такой хвастливо-задорный вид, что команданте невольно расхохотался.

- Так вы команданте Марескотти? - воскликнула женщина, покраснев от волнения. - Тогда это правда! О, бедная женщина! Я никогда… - Слишком потрясенная, чтобы соблюдать приличия, монна Лаппа схватила Романино за плечо и толкнула его к команданте: - Ступай! Ступай, глупыш! И не забудь поблагодарить Господа!

Ей не пришлось повторять в третий раз. Не успел команданте и глазом моргнуть, как руки Романино уже обнимали его за пояс, а дерзко задранный сопливый, нос уткнулся в вышитый бархат.

- Ну, пойдем, - сказал он, потрепав мальчишку по грязной голове. - Надо найти тебе туфли. И много всего другого. Перестань плакать.

- Я знаю, - шмыгнул носом мальчишка, вытирая слезы. - Рыцари не плачут.

- Еще как плачут, - сказал команданте, взяв внука за руку. - Но только когда они чистые, одетые и в туфлях. Сможешь подождать столько времени?

- Постараюсь изо всех сил.

Когда они уходили от дома монны Лаппы, держась за руки, команданте Марескотти боролся с угрызениями совести. Как может человек, убитый горем, потерявший все, кроме собственной жизни, находить такое утешение в ощущении маленькой липкой ручонки, крепко держащей его большую руку?

Много лет спустя в палаццо Марескотти пришел странствующий монах и попросил о встрече с главой семьи. Он объяснил, что прибыл из монастыря Витербо и что тамошний аббат приказал ему вернуть великое сокровище его законному владельцу.

Романино, уже взрослый, тридцатилетний, мужчина, пригласил монаха в дом и послал дочерей наверх узнать, в силах ли их прадед, старый команданте, встретиться с гостем. Пока они ждали, Романино велел подать монаху еды и вина, но любопытство его было столь велико, что он не выдержал и спросил незнакомца, какое сокровище тот привез.

- Я мало знаю о его происхождении, - ответил монах с набитым ртом, - но назад его не повезу.

- Почему? - удивился Романино.

- Потому что оно обладает великой поражающей силой, - сказал монах, отламывая еще хлеба. - Каждый, кто откроет шкатулку, начинает болеть.

Романино так и отпрянул.

- Сначала ты говоришь, что привез сокровище, а потом признаешься, что оно приносит несчастье?

- Простите меня, мессир, - поправил его монах, - но я не говорил, что оно приносит несчастье. Я лишь сказал, что оно обладает великой силой, которая может и защищать, и разрушать, поэтому им должен владеть человек, способный управлять этой силой. Сокровище нужно вернуть законному владельцу, так мне сказал аббат.

- А владелец - команданте Марескотти?

Монах кивнул уже не так уверенно:

- Так мы полагаем.

- Но если это не так, - заметил Романино, - ты принес в мой дом черта. Хоть это ты понимаешь?

Монах оробел.

- Мессир, - настойчиво сказал он, - молю вас поверить, что я не имею намерения навредить вам или вашей семье. Я лишь выполняю поручение. Это, - он сунул руку под рясу и извлек маленькую и очень простую деревянную шкатулку, которую мягко поставил на стол, - отдали нам священники церкви Сан-Лоренцо. Я считаю, что там - правда, не уверен - реликвия святого, которую недавно прислал из Сиены в Витербо его благородный покровитель.

- Что-то я не слышал о таком святом, - буркнул полный дурных предчувствий Романино, глядя на шкатулку. - А кто его благородный покровитель?

Монах молитвенно сложил руки:

- Благочестивая и скромная монна Мина из дома Салимбени, мессир.

- Хм. - Романино помолчал. Разумеется, он понял, о ком речь, - каждый в Сиене слышал о помешательстве новобрачной и родовом проклятии, вроде бы отыскавшемся на стене в подземелье. Но какой же святой будет связываться с Салимбени? - Тогда могу я спросить, отчего вы не вернете это так называемое сокровище самой монне Мине?

- О нет! - ужаснулся монах. - Сокровище не любит Салимбени! Один из моих бедных братьев, Салимбени по рождению, умер во сне, после того как прикоснулся к шкатулке…

- Черт тебя побери, монах! - рявкнул Романино, вскочив. - Забирай свою чертову коробку и убирайся из этого дома сейчас же!

- Но ему было сто два года! - поспешно прибавил монах. - Зато другие, кто касался шкатулки, чудесным образом излечивались от застарелых немощей!

В этот момент в столовую с большим достоинством вошел команданте Марескотти. Гордая осанка осталась прежней, однако ходил он уже только с тростью. Вместо того чтобы выгнать монаха за дверь метлой, как он уже собирался сделать, Романино сдержался и устроил деда со всевозможным удобством во главе стола, а потом объяснил обстоятельства неожиданного визита.

- Витербо? - нахмурился команданте. - Откуда меня там знают?

Монах неловко поднялся, не зная, сидеть ему или стоять в присутствии хозяина и ему или Романино отвечать на вопрос.

- Здесь, - сказал он вместо этого, ставя шкатулку перед старым команданте, - то, что мне велели вернуть законному владельцу.

- Отец, будь осторожен! - воскликнул Романино, когда команданте потянулся открыть шкатулку. - Мы не знаем, какие демоны в ней прячутся.

- Не знаем, сын мой, - согласился команданте, - но сейчас увидим.

Наступила зловещая тишина, когда команданте медленно поднял крышку и заглянул в шкатулку. Увидев, что дед не упал на пол в конвульсиях, Романино подошел ближе и тоже посмотрел.

В шкатулке лежало кольцо.

- Я бы не… - начал монах, но команданте Марескотти вынул кольцо и, не веря глазам, уставился на него.

- Кто? - спросил он, и рука его задрожала. - Кто, ты сказал, отдал тебе это?

- Мой аббат, - ответил монах, попятившись в страхе. - Он сказал, что мужчины, нашедшие кольцо, перед смертью назвали имя Марескотти, а умерли они от ужасной лихорадки через три дня после того, как мы получили гроб с останками святого.

Романино взглянул на деда, желая, чтобы тот отбросил злополучное кольцо, но команданте совершенно ушел в воспоминания, без всякого страха трогая печатку с орлом и бормоча себе под нос старинный семейный девиз: «Веками верен», - выгравированный на внутренней стороне кольца крошечными буквами.

- Подойди, сын мой, - сказал он, наконец, потянувшись к Романино, - Это кольцо твоего отца. Теперь оно твое.

Романино не знал, как поступить. С одной стороны, он хотел послушаться деда, с другой - боялся кольца и не был уверен, что является его законным владельцем, даже если кольцо отцовское. При виде его колебаний команданте пришел в страшную ярость, закричал, что Романино трус, и потребовал принять фамильное кольцо, но едва тот сделал шаг вперед, как команданте упал на спинку стула и забился в судорогах, выронив кольцо на пол.