Энн Фортье - Джульетта

- Монна Кьяра приглашает тебя приехать к ней в гости, - перевела Ева-Мария. - Она предлагает взглянуть на свой семейный архив. Ее прародительница, монна Мина, была первой женщиной, попытавшейся приоткрыть завесу тайны над историей Джульетты, Ромео и брата Лоренцо. Именно она нашла большую часть старых документов - например протоколы допросов брата Лоренцо с его признанием - в тайнике в пыточном каземате Салимбени и обнаружила письма Джульетты Джианноцце, спрятанные в разных местах - часть под половицей в палаццо Толомеи, другие - в палаццо Салимбени, а последнее монна Мина нашла в Рокка ди Тентеннано.

- Очень хочу взглянуть на эти письма, - искренне сказала я. - Я читала отрывки, но…

- Когда монна Мина нашла их, - перебила меня Ева-Мария, повинуясь настойчивости монны Кьяры, уставившейся ярко блестевшими в свете свечей черными глазами куда-то вдаль, - то проделала долгий путь к сестре Джульетты, Джианноцце, чтобы отдать ей, наконец, письма сестры. Это было примерно в 1372 году, когда Джианноцца была уже бабушкой и мирно жила со своим вторым супругом, Мариотто. Можешь представить, какой шок испытала Джианноцца, прочитав спустя столько лет предсмертное письмо своей сестры! Две женщины, Мина и Джианноцца, поговорили о том, что случилось, и поклялись сделать все, что в их силах, чтобы сохранить эту историю для будущих поколений.

Сделав паузу, Ева-Мария улыбнулась, нежно обняла обеих старух и благодарно стиснула их в объятиях, отчего те захихикали как девчонки.

- Вот для чего мы собрались здесь сегодня, - сказала она, многозначительно посмотрев на меня. - Вспомнить, что случилось, и сделать так, чтобы это никогда не повторилось. Основала эту традицию монна Мина более шестисот лет назад. В течение всей жизни в годовщину свадьбы ночью она спускалась в подземелье палаццо, в тот ужасный каземат, и зажигала свечи в память брата Лоренцо. А когда подросли ее дочери, она стала брать их с собой, чтобы подружить с призраком. Много поколений эту традицию хранили женщины обеих семейств, но сейчас для большинства людей все это отошло в область преданий. Должна признаться, - озорно подмигнула она мне, на долю секунды став прежней Евой-Марией, - что современные крупные банки не любят ночных процессий со свечами и старух в голубых ночных рубашках, разгуливающих по их казематам. Спроси Сандро, он подтвердит. Поэтому сейчас мы собираемся здесь, в кастелло Салимбени, и носим свечи наверх, а не в подвал. Мы цивилизованные люди и уже не очень молодые. Поэтому мы счастливы, что сегодня, в годовщину брачной ночи монны Мины, ты с нами. Добро пожаловать в наш круг.

Неладное я почувствовала во время фуршета. Когда я старалась оторвать ножку жареной утки, очень элегантно сервированной на серебряном блюде, волна теплого безразличия набежала на берег моего сознания и все вокруг мягко качнулось. Ничего особо страшного не произошло, но сервировочная ложка выпала у меня из руки, словно мышцы неожиданно расслабились.

Сделав несколько глубоких вздохов, я подняла голову и сосредоточилась на обстановке. Великолепный фуршет Евы-Марии был накрыт на террасе рядом с парадным залом под восходящей луной; на стенах длинные факелы бросали вызов темноте концентрическими полукругами дрожащего красноватого света. Дом был ярко освещен десятками открытых окон и внешних прожекторов. Сияя, словно сигнальный маяк, изысканный, даже рафинированный замок, последний бастион гордыни Салимбени, не желал признавать ночь, точно все законы мира теряли силу у его несокрушимых ворот.

Пересиливая внезапную дурноту, я снова взялась за сервировочную ложку. Я выпила всего полбокала вина, поднесенного мне лично Евой-Марией, которой хотелось знать, что я думаю о ее санджовезе нового урожая; половину я с отвращением вылила в ближайший цветочный горшок, не желая оскорблять мастерство винодела. Учитывая на редкость насыщенный день, рассуждала я, вполне естественно, что ближе к ночи у меня все валится из рук.

И тут я, наконец, увидела Алессандро. Он появился из темного сада и встал между факелами, глядя прямо на меня, и хотя его возвращение наполнило меня облегчением и радостью, я сразу поняла: что-то не так. Он был не то чтобы рассержен, скорее встревожен, словно ему предстояло постучать в мою дверь и сообщить об ужасной аварии.

Полная дурных предчувствий, я поставила тарелку и подошла к нему.

- «В одной минуте, - сказала я, силясь улыбнуться - много, много дней. Как по такому счету я состарюсь, пока опять Ромео я увижу!» - Я встала перед ним, пытаясь отгадать его мысли. Но лицо Алессандро было таким, как при нашем первом знакомстве, - абсолютно лишенным эмоций.

- Шекспир, Шекспир, - сказал он, не оценив моей политической тонкости. - Почему он вечно должен стоять между нами?

Я осмелилась коснуться его.

- Шекспир наш друг!

- Да? - Алессандро взял меня за руку и поцеловал ладонь, неотрывно глядя мне в глаза. - Правда? Тогда скажи, что бы мы делали сейчас по воле нашего друга? - Прочитав ответ в моих глазах, он медленно кивнул: - А потом?

Намек дошел до меня лишь через секунду: после любви приходит расставание, которое заканчивается смертью, согласно моему другу Шекспиру. Но не успела я напомнить Алессандро, что мы как раз в процессе создания нашего светлого будущего, как золотым лебедем подплыла Ева-Мария, чье великолепное платье буквально пылало в свете факелов.

- Сандро! Джульетта! Grazie a Dio! - Она поманила нас за собой. - Идемте! Быстрее!

Нам ничего не оставалось, как повиноваться, и мы пошли в дом за нашим сверкающим авангардом, даже не спрашивая, отчего такая спешка. Казалось, Алессандро уже знал, куда мы направляемся и зачем; судя по его отчужденному виду, мы вновь оказались на милости Барда, или переменчивой фортуны, или другой силы, распоряжавшейся в эту ночь нашими судьбами.

Ева- Мария решительно прошла через толпу к боковой двери и провела нас по коридору в меньшую комнату, служившую в будние дни столовой, а сейчас казавшуюся особенно темной и тихой после шумного веселья в главном зале. Переступив порог, хозяйка остановилась, обернулась, сверкая глазами от возбуждения, и состроила нам гримаску, означавшую, чтобы мы держались позади и молчали.

Сперва мне показалось, что в столовой больше никого нет, но манерничанье Евы-Марии заставило вглядеться пристальнее - и я увидела их. Два канделябра с горящими свечами стояли на концах длинного стола, и на каждом из двенадцати стульев с высокой спинкой сидели люди в темных монашеских рясах. Поодаль, полускрытый тенью, стоял монах помоложе и потихоньку крутил чашей с ладаном.

От этого зрелища у меня участился пульс. Я сразу вспомнила предостережения Дженис. Ева-Мария, говорила моя сестрица, лопаясь от сенсационных новостей после разговора с кузеном Пеппо, возглавляет мафию и увлекается оккультизмом; у нее есть отдаленный замок, где проводятся тайные кровавые ритуалы для общения с духами умерших.