Роберт Хайнлайн - Уплыть за закат

По-настоящему больно мне не было, но я знала, что будет очень больно, если мы поторопимся.

Милый мой Чарльз сосредоточился и придерживал себя. Я закусила губу и подалась ему навстречу – еще и еще. Наконец он твердо уперся в меня и погрузился внутрь. Я расслабилась и улыбнулась ему.

– Ну вот! Превосходно, дорогой. А теперь делай все, что хочешь.

Но я слишком долго тянула. Чак усмехнулся, я ощутила несколько быстрых содроганий, он перестал улыбаться и погрустнел. Он кончил.

Итак, для Морин фейерверк на первый раз не состоялся – да и для Чарльза тоже. Но я не слишком разочаровалась – ведь главная моя цель осуществилась: я перестала быть девственницей. Взяв себе на заметку спросить у отца, как можно продлить этот процесс – я была уверена, что добилась бы фейерверка, продержись мы чуть подольше, – я больше не думала об этом, счастливая тем, чего достигла.

То, что произошло дальше, вошло у меня в обычай и служило мне всю последующую жизнь. Я улыбнулась Чаку и сказала нежно:

– Спасибо, Чарльз. Ты был великолепен.

(Мужчины не ждут, что их за это будут благодарить, но в этот момент готовы поверить любому комплименту, особенно если не заслужили его и смущенно это сознают. Благодарность и комплимент – это вклад, который ничего вам не стоит, зато приносит высокие дивиденды. Верьте мне, сестры мои!) – Ей-богу, Морин, ты прелесть.

– Ты тоже, милый Чарльз. – Я крепко обняла его руками и ногами и отпустила. – Давай-ка вставать. На полу жестко, несмотря на попону.

По дороге в Батлер мой Чарльз совсем скис и не тянул на галантного Дон Жуана, только что избавившего девицу от ее бесполезного сокровища. Я впервые столкнулась с tristess <���грустью (фр.)> , которую некоторые мужчины чувствуют после соития… в то время как сама пенилась от счастья. Меня не волновало больше то, что я не испытала оргазма – а может, испытала? А если такой фейерверк можно вызвать только самой у себя? Морин успешно справилась с задачей, чувствовала себя очень взрослой, сидела гордая и радовалась прекрасному дню. Боли я не ощущала – почти совсем.

Мне кажется, секс бывает порой немилостив к мужчинам. Им очень даже есть что терять, а мы предлагаем им такой скудный выбор. Взять хотя бы странный случай с моим внуком, с которым так круто обошлись судьба и его первая жена.

Этот случай касается и нашего кота Пикселя – в ту пору он был еще котенком, пушистым комочком.

Мой внук, полковник Кэмпбелл, – сын моего сына Вудро, который также является моим мужем Теодором, но пусть вас это не волнует: и Вудро, и Теодор – это Лазарус Лонг, нечто особенное в любой вселенной. Не забыть рассказать вам, как Лазарус однажды сделал беременными сразу троих бабушку, дочку и внучку, из-за чего ему пришлось идти на разные ухищрения с Корпусом Времени, чтобы не нарушать свою личную Первую заповедь:

"Никогда не бросай беременную женщину без поддержки".

Поскольку Лазарус осеменил этих троих в разные века и в разных вселенных, это отняло у него довольно много времени.

Сам того не ведая, Лазарус нарушил свою Первую заповедь по отношению к матери моего внука, и косвенным следствием этого упущения стала женитьба внука на моей брачной сестре Хейзел Стоун, которую мы по этому случаю отпустили из семьи. Как вам известно (если известно), Хейзел нужно было выйти за Колина Кэмпбелла, чтобы они вдвоем могли спасти Майкрофта Холмса IV – компьютер, осуществивший Лунную революцию в третьей временной параллели, код "Нейл Армстронг". Не будем вдаваться в подробности: это можно найти в "Энциклопедии Галактики" и прочих изданиях.

"Операция прошла успешно, но пациент скончался". В нашем случае произошло почти то же самое. Компьютер был спасен и поныне живет и здравствует в Бундоке. Весь спасательный отряд тоже ушел без единой царапины – кроме Колина, Хейзел и котенка Пикселя. Эти трое, все израненные, остались умирать в пещере на Луне.

Должна сделать еще одно отступление. В том спасательном отряде была молодая женщина-офицер, Гретхен Гендерсон, прапраправнучка моей брачной сестры Хейзел Стоун. За четыре месяца до рейда Гретхен родила мальчика, и мой внук об этом знал.

Не знал он того, что он – отец сына Гретхен.

Да и откуда? Ведь он ни разу не был близок с Гретхен и точно знал, что не оставлял свою сперму ни в одном донорском банке.

Однако Хейзел перед смертью твердо сказала ему, что ребенок Гретхен его сын.

Он спросил, каким это образом, и она ответила: "Парадокс".

Кто-кто, а Колин понимал, что такое временной парадокс. Он служил в Корпусе Времени, не раз бывал во временных петлях и знал, что в такой петле можно подойти к самому себе сзади и укусить себя за шею.

Поэтому он понял, что сделает Гретхен ребенка где-то в своем будущем, но в ее прошлом – парадокс перевернутой петли.

Значит, на Бога надейся, а сам не плошай. Это могло бы случиться лишь в том случае, если бы он пережил эту переделку.

И вскоре их спасли. Колин положил еще немало народу и был ранен еще дважды, но вся троица осталась жива. Их перебросили на две тысячи лет в будущее к лучшим врачам всех вселенных – к Иштар и ее команде. Моя брачная сестра Иштар никому не даст умереть – было бы тело еще теплое и мозг не поврежден. Но с этими тремя ей пришлось повозиться, особенно с Пикселем.

Кроху несколько месяцев держали при нуле целых трех десятых градуса по шкале Кельвина, а тем временем из другой вселенной доставили доктора Бона, и дюжина лучших хирургов Иштар, включая ее самое, прошла ускоренный курс кошачьей ветеринарии. Потом Пикселя перевели на режим обычной гипотермии, восстановили его, разморозили и разбудили. Так что ныне он здоровяк-котище, гуляет сам по себе и плодит котят, где придется.

Хейзел между тем создала нужную петлю времени, и Колин встретил, обольстил, повалил и обрюхатил Гретхен, чуть помоложе той, которую знал.

Она родила сына, а потом (по своему личному времени) вместе с Хейзел и Колином отправилась спасать Майкрофта Холмса.

Но зачем было тратить столько усилий ради котенка? Не лучше ли было его усыпить, чтобы не мучился?

А вот зачем: без Пикселя и его способности проходить сквозь стены Майкрофта Холмса не спасли бы, и будущее всего человеческого рода оказалось бы под сомнением. Шансы распределялись так ровно, что в половине параллелей отряд погибал, а в половине достигал своей цели. Чашу перетянул котенок весом в несколько унций, предупредивший отряд об опасности единственным словом, которое умел говорить: "Блюрр!"

На обратном пути из Батлера Чарльз оправился от своей посткоитальной депрессии и захотел повторить опыт. Я тоже была не прочь – только не сегодня. После езды в грязной двуколке то, на чем я сидела, стало беспокоить меня. Но Чарльзу загорелось прямо сейчас.