Алекс Орлов - Грабители

– Он – живая машина.

– Живая... – повторил полковник. – А поподробнее?

– Больше я о них ничего не знаю, – пожал плечами Мастар.

Билл Харченко сидел в углу просторного холла, прикрываясь листьями искусственной пальмы, и следил за Джулианом Эйром.

Отрабатывая полученный аванс, Джулиан, как мог, расписывал позитивную роль Имперского торгового агентства, которое не только способствовало развитию науки, искусств и свободной прессы, но и делало конкретные пожертвования свободным художникам.

Конечно, не всем, а только тем, кто этого достоин.

Когда же его спросили, кто достоин конкретно, Джулиан объяснил, что все достойные находятся здесь – в холле.

Собрание радостно загудело. Попросили огласить размеры поддержки.

– Поддержка, прямо скажем, внушительная, – сказал Джулиан. – Но в обмен на это Имперская торговая палата хотела бы более лояльного отношения...

– Нас не купишь! – заорал какой-то косматый парень. – Мы независимые!

– Правильно – не наступайте нашей песне на горло! – добавил Эрнст, тучный лысоватый парень, от которого всегда пахло вчерашним пивом.

– Не все так плохо, коллеги, как вы подумали! – заявил Джулиан. – Посмотрите, кто сидит у нас в президиуме: Хорст Анжу – некоронованный король андеграунда! Мастер подложных фактов – Джеймс Макагон! Я сам, – Джулиан ударил себя в грудь, – тоже не последний человек в нашем бизнесе. Ну разве мы позволим кому-то замахнуться на наши ценности?

– Конечно позволите! – с трудом ворочая языком, пробубнила пьяная Пипа Шнеерс, внештатная сотрудница полудюжины женских журналов. Пипа приехала перед самым началом собрания, но уже успела подраться с одним репортером, который обозвал Пипу "лесбиянской лошадью".

– Я вам никому не верю, торгаши! Пр-родались все! Вы все пр-родались!

– Будь любезна, Пипа, заткнись, пожалуйста, – проворчал Хорст Анжу. От криков Пипы его недавняя травма давала о себе знать.

– Это ты мне?! – угрожающе произнесла Пипа и попыталась перелезть через головы вперед и сидящих.

В результате она не удержалась на ногах и, падая, придавила нескольких коллег.

– Просто свяжите ее и выбросьте на лужайку! – приказал Джулиан Эйр.

– Или утопите в бассейне, – предложил парень, с, которым Пипа подралась накануне.

Нарушительницу перепеленали какими-то тряпками и выдворили на лужайку. Было слышно, как она поносит всех последними словами, но, когда двери прикрыли, крики Пипы стали едва различимы.

– Итак, уважаемые коллеги, с вашего позволения, я продолжу, – сказал Джулиан Эйр, когда относительное спокойствие было восстановлено. – Речь не идет о прямом найме, дескать, тебе платят, и сиди помалкивай. Тут пиши – тут не пиши. Нет, Имперская торговая палата желает только одного: чтобы все материалы о ее деятельности предварительно видели мы – я, мистер Анжу или вот мистер Макагон.

При упоминании его имени Джеймс Макагон широко зевнул.

"За такие деньги мог бы и не зевать", – раздраженно подумал Билл Харченко, Это дурацкое заседание затягивалось, а ему хотелось, чтобы все прошло быстрее. Когда раздавалась та или иная реплика, он вздрагивал и с ненавистью смотрел на крикуна. Харченко не хотелось крови. Накануне Барнаби проговорился ему, что имеет прямое указание "выводить под ноль" всех подозрительных.

Биллу не нужно было спрашивать, чье это указание. И так ясно, что генерала Линкольна, ведь это его жеребчики с перебитыми носами и накачанными бицепсами ждали случая отличиться. Когда Харченко видел их жокейские костюмы, ему было и смешно и страшно одновременно.

Вчера пропал один из гостей. Накануне он орал, что уже понял, чего от него хотят, и что он не продается.

Неизвестно, что он имел в виду, но полковник Барнаби истолковал все по-своему.

К вечеру смутьяна уже нигде не было видно.

Билл прогулялся за бассейн и там, между рядами живой изгороди, увидел неровно уложенные куски дерна. От мысли, что скоро здесь может образоваться целое кладбище, ему стало плохо.

Обсуждать эту проблему с Барнаби Харченко не стал, поскольку опасался, что его особые полномочия распространялись и на него тоже.

– ... И естественно, являясь новым участником рынка артефактов, Имперское торговое агентство очень заинтересовано в создании положительного имиджа, – продолжать журчать Джулиан Эйр.

Харченко посмотрел на гостей. Они уныло внимали болтовне Эйра и думали только об одном – сколько им заплатят за молчание. Дураков тут не было, и все прекрасно знали: денег просто так не дают.

– Эй, Джулиан! Ну сколько можно! – закричал еще какой-то парень, которому надоело ждать.

Харченко заметил, как из задних рядов приподнялся Барнаби, а от двери шагнули двое "жокеев". Билл не видел, когда они пришли.

Между тем тревога оказалась ложной. Молодого человека все устраивало, только хотелось поскорее узнать о размере вознаграждения.

"Жокеи" разочарованно вернулись к двери, а полковник Барнаби сел на место.

– Чего воду толочь, Джулиан? Огласи размеры отступных, и начнем обсуждать.

– Правильно! – поддержали остальные.

– Давай оглашай – не наступайте нашей песне на горло! – прокричал Эрнст, десять минут назад ратовавший за независимую прессу.

– По десять тысяч кредитов на брата! – произнес Джулиан долгожданные слова. Сидящие рядом с ним

Хорст Анжу и Джеймс Макагон напряглись. Они знали, что бюджет выплат ограничен и, если коллеги потребуют добавки, им, столпам журналистики, придется отрезать от своих раздутых премиальных, а им этого не хотелось.

– Ну вот и отлично! – не оставляя времени на дискуссию, воскликнул Джулиан. – Заседание закрыто, деньги начнем выдавать с завтрашнего дня. Все – приятного отдыха!

Собрание радостно загомонило, все повскакали с мест и пошли к выходу. Через минуту они уже стояли на лужайке и обсуждали последние события, швыряя окурки и сморкаясь в зеленую траву.

"Ну вот, кажется, и все, – подумал Харченко. – Мы купили этих мерзавцев, и теперь я отправлюсь домой, к Лизе и карапузу Вилли".

Представив своего наследника, Билл заулыбался. Однако тут же он вспомнил Ханну, и ее образ внес в его мысли смятение. Возвратиться к семье – это хорошо, но вот Ханна – с ней придется расстаться.

Впрочем, причин для грусти формально не было – между ними так ничего и не произошло.

"Наверное, поэтому мне так тоскливо", – подумал Билл.

Под раскидистые листья пальмы, где так хорошо грустилось Биллу, нырнул Барнаби.

– Ах вот он где прячется! – воскликнул полковник. – А у меня к тебе дело, Билли.

– Какое дело, Хельмут? – Харченко старался быть приветливым.

– Ну, – Барнаби замялся, а затем все же сказал: – Ты не против, если я трахну твою Ханну? Всего разок, так сказать, на брудершафт.