Михаил Кликин - Идеальный враг

Павел вытянул шею, ловя каждое слово начальника, локтем толкнул отвлекшегося Гнутого, сказал ему:

– Слушай!

– …А теперь я зачитаю список людей, которых мы отобрали, – объявил начальник и забрал у очкастого заместителя папку. – Заключенный номер сто двенадцать Геллер!

– Я! – откликнулся кто-то в первом отряде.

– Заключенный номер шестьдесят пять Ферн.

– Я!

– Заключенный номер двести одиннадцать Фишер.

– Я! – отозвался толстяк Че…

Павел напряженно вслушивался в выкликаемые фамилии. Он боялся, что пропустит свою, ведь начальник мог невнятно произнести непривычную для него русскую фамилию, а номер свой Павел постоянно путал – у него всегда были проблемы с запоминанием чисел.

– … Мартин!

– Я!

– Заключенный номер триста девятнадцать…

Павел молил бога, чтобы сейчас назвали его. Он знал, что это его шанс, быть может, единственный, быть может, последний. Он провел в лагере совсем немного времени, но уже не раз слышал от других заключенных о случаях, когда штрафников освобождали за проявленный в бою героизм.

“…будут значительно сокращены сроки заключения… будут амнистированы и выйдут на свободу…”

С другой стороны, он боялся. Он понимал, что задание, которое им предстоит выполнять, не обычная операция по зачистке местности. Быть может, их пошлют в ад, в самое настоящее пекло.

Но он верил, что выживет.

Ведь у него были любимая девушка, сестра и мама. Он обещал им вернуться. Он только начал жить, и еще так много надо было сделать.

Он не мог умереть. Для этого он был слишком молод.

– Заключенный номер двести тридцать восемь Голованов.

– Я! – звонким голосом выкрикнул Павел, чувствуя, как срывается с места сердце.

– Заключенный номер двести тридцать девять Ягич.

– Я! – откликнулся Гнутый.

А потом на свою фамилию отозвался Шайтан. И Грек. И Рыжий. И Маркс.

И Дизель. И Черный Феликс. Их всех отобрали.

Им всем дали шанс. А имена и номера все звучали.

Для выполнения неизвестной боевой задачи требовались смелые, крепкие бойцы. Много бойцов. Много…

Им дали на сборы один вечер и одну ночь.

Начальник объявил, что утром за ними придут. И так и не сказал, что же за дело им предстоит. Незнакомцы, одетые в гражданское, не проронили ни слова. Они просто рассматривали заключенных и слушали их голоса. Потом, вернувшись в бараки, штрафники еще долго обсуждали, кто были эти необычные посетители и что им было нужно.

Тогда– то Павел и рассказал о серых людях с белыми кругами на рукавах. О том, как они вели себя, допрашивая его, как держались, о странных вопросах, что они задавали:

– …они представились как доктор Смит и агент Смит…

Заключенные внимательно слушали Павла, недоверчиво покачивали головами.

– Хочешь сказать, что Курт и Некко были экстеррами? – задумчиво спросил Рыжий. – Не могу в это поверить…

– Подобные истории рассказывают давно, – подключился к разговору Самурай, накачанный японец, получивший срок за дезертирство. – И о чудовищах, живущих среди нас, и о разумных экстеррах, и о людях-марионетках, управляемых пришельцами. Никогда не принимал это всерьез.

– Я тоже кое-что слышал, – сказал Грек. – Будто бы есть люди, которые давно установили с пришельцами контакт и вовсю с ними сотрудничают. Вроде бы целые страны есть такие. Из тех, кто не вошел в UDF.

– Эту старую байку придумали Штаты, – сказал Рыжий, – чтобы развязать себе руки…

– За такие разговоры сажают, – предупредил бригадир Дизель, не отрываясь от экрана телевизора.

– Так мы уже сидим, – усмехнувшись, сказал Рыжий. Но развивать свою мысль не стал.

Они разговаривали долго, перескакивая с темы на тему. Гадали, что за миссия им предстоит. Обсуждали, насколько реальна обещанная начальником амнистия. Сходились во мнении, что и сокращение срока – уже неплохая вещь.

– Ты особо не радуйся, – сказал бригадир Павлу. – Хочешь, я переведу тебе речь начальника на нормальный язык? Он сказал, что из возможных плохих новостей у него для нас не самая худшая. Сказал, что для выполнения смертельно опасного задания требуются люди, которых не жалко потерять. Такие, как мы. Но если кто-то умудрится выжить, то ему скостят пару лет срока. А если же кто-то останется без рук или ног, превратится в паралитика или помутится рассудком, то его спишут. Отпустят на свободу.

– Не порть человеку настроение, – сказал Торро, испанец, севший за вредительство. Два года назад он слил из бака геликоптера часть топлива и продал его. В результате тяжелый транспортник, на середине пути оставшийся без горючего, свалился на какой-то тихий городок в самом центре благополучной Европы. – Ведь были же случаи, когда наших выпускали из Зоны здоровыми и невредимыми. Вспомни, например, Рокко.

– Да. Только надо учесть, что он отсидел восемь лет из назначенных десяти. А кроме того, он каждый месяц ухитрялся переправить на свободу очередное прошение о помиловании, адресованное Лиге Наций и лично президенту Штатов. Да, Рокко был заметной фигурой. Его даже по ящику показывали несколько раз.

– И все же это реальный шанс отсюда выбраться, – сказал Хирург, один из местных старожилов. Он вроде бы когда-то был врачом. Но про свою медицинскую деятельность не вспоминал. На Черной Зоне он выполнял работу лагерного художника – медицинскими иглами накалывал заключенным татуировки.

– Не спорю, – сказал хмурый бригадир, заскорузлой ладонью поглаживая подлокотник кресла. – После таких операций отсюда, действительно, многие выходят.

– Вперед ногами? – попытался угадать Павел.

– Именно, – посмотрел на него Дизель. – Если только ноги целы останутся. Ты, наверное, не обратил внимания на то, кого отобрали на это задание. Ты ведь здесь совсем недавно, никого толком не знаешь.

– Тебя отобрали. Нас всех. Толстого Че и Черного Феликса.

– Все верно. Но я не об этом…

В бараке погас свет. Оставшийся без электричества телевизор захрипел, как удавленник, и погас. Заключенные дружно подняли головы, посмотрели на вспыхивающие под лучами прожекторов потолочные окна, ругнулись. Кто-то принес кривую свечу, вылепленную из топленого сала, зажег ее.

– Те, кого отобрали, – продолжил Дизель, – они все убийцы. Они все – все мы! – осуждены на большие сроки. Раньше нас посадили бы на электрический стул, расстреляли либо же сделали смертельную инъекцию. В старые времена нас бы просто вздернули. А если бы вдруг патрон дал осечку или веревка оборвалась, нас, наверное, пощадили бы – такие были обычаи… Ты понимаешь, о чем я? Догадываешься, что все это значит? Понимаешь теперь, что за дело нам предстоит?

Они все замолчали, слушая, как зловеще потрескивают фитиль свечи и остывающий телевизор.