Михаил Кликин - Идеальный враг

Брат Хью, явно заинтересовавшись, придержал своего помощника, что-то сказал ему на ухо. И Уксус поднял руку, прокричал:

– Принимаю!

Из своего угла поднялся Черный Феликс, зазвенел ложкой о миску, привлекая внимание, объявил:

– Ставлю на русского! Десять к одному!

И сразу загудели возбужденные голоса, заскрипела, застучала отодвигаемая мебель, потянулись вверх руки:

– Пять сигарет на русского!

– Две на Клопа!

– Пачку! Ставлю целую пачку!…

Павел понял, что добился своего – теперь они с Клопом были на равных. Теперь у него тоже были развязаны руки. Ведь сам Черный Феликс был заинтересован в его победе.

– Верни мне мои вещи, мерзавец! – Павел дернул Клопа за волосы, развернул его к себе лицом. – Слышишь, верни!

– Я убью тебя! – всклокоченный, перемазанный кашей Клоп был смешон.

– Не-ет! – Павел схватил его за горло, сжал гортань, и Клоп захрипел, пуча глаза. – Это я тебя убью! Если ты через час не вернешь мне то, что взял! Если ты не отстанешь от меня и моих друзей! То я тебя убью! Я! – Он отшвырнул слабосильного Клопа, бросил его спиной на стол. И, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место.

– Закончить прием пищи! – дружно заорали опомнившиеся бригадиры, сердитые и недовольные, догадываясь, что сегодня настоящие хозяева лагеря устроят им разнос за беспорядок в столовой.

Из столовой в барак они, как обычно, возвращались строем. Павел шагал, развернув плечи, высоко подняв голову, и чувствовал на себе косые взгляды штрафников, слышал обрывки разговоров.

Они все говорили о нем…

– Зачем ты это сделал? – негромко спросил Гнутый. – Он же тебя зарежет.

– Нет, – ответил Павел. – Не посмеет.

– Думаешь, ты его напутал?

– Еще нет.

Гнутей покачал головой:

– Что ты задумал?

– Ничего особенного, – сказал Павел. – Просто собираюсь убедить Клопа, что я не шучу.

Павел не стал дожидаться, пока истечет час, который он дал Клопу.

Сразу после ужина в бараках наступало затишье. Вернувшиеся из столовой штрафники, забравшись на нары, лежа переваривали тяжелую лагерную пищу, не глядя, слушали телевизор, лениво беседовали.

Павел отдыхать не собирался, он даже не присел на своей незаправленной постели. Держась за железную стойку двухэтажных нар, он стоял во весь рост и кого-то высматривал.

– Ждешь? – спросил Рыжий.

– Куда он пропал, не видел?

– Шел вместе с нами в строю. Должно быть, когда все спускались в барак, он куда-то смылся.

– Я с ним еще не договорил.

– Помощь нужна?

– Сам справлюсь.

– Ну-ну… Если что, мы здесь, рядом…

Клоп появился минут через двадцать. Он рывком распахнул дверь, остановился на пороге, высматривая своего врага. А Павел уже решительно шагал ему навстречу.

Их взгляды встретились, сцепились намертво.

Они оскалились, словно два пса перед дракой. Одинаково ссутулились, подобрались.

Сейчас они были похожи друг на друга. Казалось, что они специально копируют жесты, мимику, пластику противника.

“Покажи ему зеркало!…”

В бараке разом стихли все голоса.

Вылез из своего кресла бритоголовый Дизель, выключил телевизор, повернулся лицом к сходящимся врагам.

Выглянул из туалета страшно улыбающийся Щенок, застыл, вцепившись в занавеску грязными пальцами, похожими на птичьи когти.

Спрыгнул с нар корноухий Фугас – один из дружков Клопа, но оказавшийся рядом Шайтан придержал его за локоть, ухмыльнулся хищно, показав золотой зуб, сказал на воровском жаргоне что-то быстрое, напористое прямо в лицо, добавил что-то по-арабски. И растерявшийся Фугас остановился.

“Двое разбираются, третий не мешай!”

Они сошлись на незримой границе, разделяющей барак на две неравные половины, и встали друг напротив друга. У Павла за спиной теснились обшарпанные нары “дохлых” и прочих “обиженных”. Позади Клопа стояли отдельные ухоженные койки, застеленные чистым бельем.

– Где мои вещи?!

– Я тебя прикончу! – Клоп выбросил перед собой руку, защелкал порхающим ножом-бабочкой.

Павел чуть отступил, выдерживая оптимальную дистанцию. Взмахнул рукой, перехватывая в боевое положение свою неказистую заточку:

– Посмотрим, кто кого…

– Уберите ножи! – взревел Дизель. Он отвечал за порядок в бараке. Обычно он не вмешивался в честные драки. Но убийство было ему не нужно. Тем более совершенное холодным оружием. – Уберите немедленно! – Он ухватил подлокотник кресла, дернул – в его руках оказалась полированная дубинка: ребристая, увесистая, прочная.

Клоп кинул взгляд в сторону бригадира, выругался. Он не раз видел, как бригадир орудует этой своеобразной дубинкой.

С Дизелем связываться не стоило.

– Я еще с тобой разберусь! – Клоп быстрым движением кисти сложил нож, спрятал его в ладони. И тут Павел бросился на него. Он перехватил руку с ножом, вывернул ее, ударил Клопа ногой под колено, обвил свободной рукой шею, прижал в виску холодное жало. Прошептал в самое ухо:

– Ночью! Как только ты заснешь! Я выколю тебе глаза!

Ругающийся Дизель перепрыгнул через кресло.

– Я прикончу тебя, гаденыш! – Павел подцепил кожу на острие заточки, проколол, медленно потянул на себя. – Тебе конец! – Он отпрыгнул, в последний момент избежав удара дубинки. Повернулся лицом к бригадиру, попятился, поднял руки – в ладонях уже ничего не было:

– Все, все! Мы поговорили, я ухожу!

Поскуливающий Клоп утирал текущую по скуле кровь.

Его дружки подходили к нему, присаживались рядом, поглядывали хмуро в сторону отступающего Павла, бормотали что-то угрожающее. А Клоп даже не пытался подняться с пола. Вывихнутое плечо жгло огнем, в подбитом колене что-то щелкало и похрустывало.

– Я буду следить за тобой! – издалека крикнул Павел. – Помни! Как только ты заснешь, я тут же окажусь рядом!

08.08.2068

Вот уже три ночи я не сплю. Почти трое суток. Не спит и Клоп. Он меня боится. Мы сторожим друг друга.

Днем и ночью. В бараке, в столовой и на улице. Мы всегда рядом. Всегда и везде.

Мы следим, друг за другом. Ждем.

Не спать очень тяжело. Глаза болят, веки сами собой слипаются – понимаешь, стоит закрыть глаза, и уже не сможешь их открыть. Чтобы не заснуть, я колю себя заточкой, отжимаюсь, плещу воду в лицо. Чего только я не делаю, лишь бы не заснуть.

Я чувствую, что тупею. Голова тяжелая, будто чугунная. Думается трудно, мысли вязнут. И восприятие мира меняется. Хожу, словно зомби, как будто пьяный. Чтобы на чем-то сфокусировать внимание, приходится делать усилие. Голоса, звуки – все сливается в неразборчивый гул.

Появились галлюцинации. Видно, мозг настолько устал, что начал бредить. Ночью я слышу разговоры, хотя твердо знаю, что никто ничего не говорит. Речь вроде бы осмысленная, разбираю каждое слово, но фраза не выстраивается, смысл ускользает. Слышу посторонние звуки, чаще всего музыку. Бывают видения. Кажется, что обычные предметы меняют форму. Стол превращается в лошадь. Табуретки медленно танцуют. Одежда шевелится.